Что поздно, Макар понял не хуже Галера. Деревенская тюрьма – не замок Иф, и сохранить происшествие в тайне не было никакой возможности. Стоило Алёне издать первый вопль, понабежали стражники, ворвались в камеру и, конечно, обнаружили зияющий в стене лаз. Пометавшись и поругавшись, они довольно быстро сообразили, что к чему, и даже организовали погоню за беглецом. Но Макар не сомневался, что Галер улизнет. Так и оказалось. Стражники, несолоно хлебавши, выбрались из подземного хода, перемазанные и злые. Воротились они подозрительно быстро и принялись плести небылицы о лабиринте, погибельных ловушках, нехороших рунах и блуждающих огоньках. Самый толстый и усатый, видимо, начальник стражи, выслушал все это с недоверием, однако проверять не полез. Сплюнул, дал в зубы ближайшему из подчиненных и пошел за начальством. Схлопотавший зуботычину вояка отвел душу, приложив Макара древком копья по голове – правда, несильно. На том и успокоились, разве что всхлипывала Алёна да пищали крысы, охотой на которых сторожа коротали скуку ожидания.

Власть на сей раз представлял один лишь юный маг. Как и следовало ожидать, глава сельсовета сразу же после допроса удалился домой вкушать заслуженный обед и сон. Но отсутствие на?большего оказалось источником не тревог, но радостей для распорядительного юнца. Он быстро вник в ситуацию и навел порядок: моментально явились в камере доски и инструменты, у дыры в стене закипела работа, и вот уже часовой с видом бессмысленным и неприступным вытянулся у заколоченного наспех лаза, а прочие бездельники с пиками разбрелись по своим обычным постам. Даже собаки проснулись, потянулись хорошенько и принялись бродить кругами по двору.

Макар совсем сник. До сих пор он попросту не имел спокойной минутки, чтобы поразмыслить и проникнуться всем трагизмом ситуации. От покупки аборигенской шаурмы до перевода тюрьмы на чрезвычайное положение события сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, не требуя от него ничего, кроме послушания. Когда улеглась суета и все покинули их, кроме стойкого оловянного солдатика возле не существующего более пути к свободе, минуты стали бесконечно длинными и тяжелыми, как свинцовые дробины. Ему казалось, он слышит, как они падают с томительно-длинными перерывами. Падают и бьют его по голове, и каждый удар отзывается гудением похоронного колокола. Алёне встреча с крысами позволила выплеснуть скопившееся напряжение. Потом она тихонько, гордо поплакала в уголке и принялась задирать стража, отчего ее настроение явно улучшилось. Макар даже посочувствовал несчастному мужику, запертому в каморке с прекрасной злоязыкой ведьмой. Что до него самого, визг и слезы в его арсенале отсутствовали, да и злить попусту деревенщину-часового не было ни смысла, ни желания. Оставалось по мере сил скрывать отчаяние, считать минуты да гадать, кто из них двоих раньше сойдет с ума (девушку он из конкурса исключил). Макар тем и занялся, но, дойдя до десяти, неизменно сбивался и начинал заново. Сколько времени минуло таким образом, он не знал. Наверное, много. Алёна порастратила боевой задор, примолкла и начала оглядываться с тем одержимым выражением, которое, как он слишком хорошо знал, означало, что потребность в физиологическом уединении скоро возьмет верх над волей и гордостью. Макар давно заметил в углу ведро, прикрытое деревянным кружком, и догадался о его назначении, но информировать гордячку не торопился. Нетрудно было вообразить, какой начнется скандал.

Эти размышления ненадолго отвлекли Макара от упаднических мыслей, а вновь погрузиться в хандру он не успел. За дверью камеры звякнуло, с натугой провернулся в замке ключ, и давешний юный маг, просунув голову в щель, сказал обыденным тоном:

– Выходите, быстро.

Позади что-то стукнуло. Это караульный выпустил из рук копье. Он остался на ногах, но глаза закрылись, лицо обмякло, и весь он стал как тряпичная кукла, каким-то чудом сохраняющая вертикальное положение. Пленники молча обратили взгляды к вошедшему. Тишина стояла такая, что ее можно было расслышать до самого дна, до последнего закоулка присутственной постройки, до калитки в дальней стене двора. Она была всюду, не нарушаемая ни оброненным словом, ни кашлем, ни шорохом. Только теперь стало понятно, что в месте, подобном этому, даже глухой полночью не могло быть такого беззвучия – взбрехнет на дворе собака, затопчется, разминая затекшие ноги, караульный в коридоре у входной двери.

– А как же... – начала Алёна, приподымаясь.

Макар, не тратя времени на споры и размышления, повлек ее к выходу. В коридоре их напугала фигура второго стражника, но оказалось, что и он стоит застывшей марионеткой, погруженный в колдовской сон.

– ...а то я не знаю, как оно бывает, – бубнил юнец, ведя их по зачарованному зданию. – На?больший всю заслугу себе заберет, ему и деньги, и уважение, а про меня и не вспомнят. Нет уж, не собираюсь я тут, в дыре этой, всю жизнь, как дед... На?больший небось к герцогу потек, а я вас прямо господину главному магу доставлю, самолично. А то ему, понимаешь, все достанется, а мне что?

– Шиш с маслом, – ввернула Алёна, надеясь подольститься.

Но амбициозный провинциал на приманку не клюнул. Обернулся, смерил пленников подозрительным взглядом.

– Какой еще шиш?

– Обычный, – растерялась Алёна. – С маслом который.

– Вы мне тут не это, – нахмурился юный интеллектуал. – Небось думаете, раз деревня, так тут и магов нормальных нет?

– Что вы, что вы, как можно!

– А я, между прочим, в городе учился. Я здесь вообще временно.

– Распределение подкачало? – посочувствовал Макар.

Бледная мордочка провинциального сноба выразила нечто, весьма напоминающее беспомощность.

– А ну хватит! Не надейтесь, что если я молодой, то ничего не умею. Я все умею! Я на вас заклятие наложу.

– А это больно? – пискнула Алёна, и Макар поспешил дернуть ее за руку, всем своим видом являя раскаяние и мольбу.

– И не надейтесь сбежать, – припечатал маг. – Меня дед знаете каким заклинаниям научил?

Тут он смешался, покраснел и торопливо двинулся дальше. Приведя пленников на задний двор, парень водворил их в заурядную тележку вроде арбы, запряженную лошаденкой – она одна не спала в этом замке спящих красавцев, – и важной поступью обошел ее кругом, бормоча себе под нос и поводя руками. К величайшему потрясению пленников, из воздуха, причитаний и взмахов начали вылепливаться вокруг них кривоватые, но крепкие на вид прутья решетки, проржавевшие на беспорочной службе и лишь кое-где словно бы присыпанные золотым порошком. Алёна, не рассуждающая, как то свойственно нежному полу, уже потянулась к решетке, но Макар перехватил ее руку и зашептал:

– Не трогай, мы же не знаем, с чем имеем дело!

– По-моему, знаем, – грустно усмехнулась она, но хвататься за прут передумала. – С магией.

Мальчишка-маг критически оглядел плод своих усилий. Закусил губу, поразмыслил, добавил еще несколько пассов. Золотой отлив прутьев усилился было, но ржавчина тут же взяла верх, и никакие взмахи и причитания уже не смогли подвинуть ее с занятых позиций.

– Да плюнь, – не выдержал добросердечный Макар. – Хорошо ведь получилось, прочно.

Тот, весь пунцовый, забрался на телегу, встряхнул вожжами, и послушная лошадка без всякого колдовства затрусила себе со двора, увозя пленников в клетке, так и не ставшей золотой.

Они проехали за околицей беззвучной, будто вымершей, деревни. Беспрепятственно вывернули на проезжую дорогу, и лошадь пошла расслабленной рысцой. Их возница то ли не имел власти над животными, то ли совсем оторвался от корней в городской своей учебе, да только как ни спешил выслужиться, а наддать лошадку так и не заставил. Рысь была тряской, дорога неровной, да и мягкостью хода допотопная тележка похвастать не могла. На Алёнином лице вновь проступила одержимость, быстро сменившаяся обреченностью.

– Эй! Как тебя там, кудесник, притормози! – крикнул Макар.

– Сидите тихо! – напрягся тот.

– Да что ж ты пугливый какой? За решетку нас посадил и все равно боишься?

– Ничего я не боюсь!