дополненные силиконовыми грудями с приклеенными кисточками.
– Эй, мужик, прибавь! – взвизгнул один из трупов, густо покрытый татуировками. – Погромче, ну!
Соскочив с жестяного ложа, беспокойный покойник лихо завихлялся в ритме песни и подхватил, гнусаво и мимо нот: «Иди ко мне, крошка, будь смелей немножко, о, моя беби, дай обнять твое тело!»
– Давай, Бэз, вжарь! – оживились остальные, тоже покидая столы.
– О-о-о, беби-беби-беби... – выводили дуэтом два Бэзила, мертвый в покойницкой и живой в телевизоре.
– Мое соло, – пискнула девица и затрясла грудями.
– Заткнись!!!
Пение внезапно прервалось грохотом: увлекшись, Бэзил споткнулся о забытый кем-то бак и с размаху приложился о стол.
– Бардак, – вымолвил санитар, отхлебывая из чашки, будто там вместо остывшего чая плескалась водка. – Хаос!
Хаос... Он разом забыл обо всем – о поющих мертвецах, телевизоре, даже о собственной необъяснимой забывчивости и то забыл. Хаос – вот что важно. Только это, больше ничего. Сброшенный халат, покружившись, опустился на кресло, будто обессилевшее привидение. Хлопнула дверь. Бывший санитар – нет, бывший маг – несся по ночной улице туда, откуда едва уловимо тянуло, словно сквознячком, таинственным присутствием.
Дверь морга он, вопреки всем инструкциям, оставил незапертой. Счастье еще, что она плотно закрылась сама. Это обстоятельство обнаружили двое студентов, явившихся рано утром по месту прохождения практики.
– Дядь Семен, чего дверь не заперта!
– О, детка, ты сладка, как конфетка! – неслось из-за внутренней двери.
– Чего это с ним?
Студенты переглянулись. Пристрастия к алкоголю за санитаром, спокойным, малость отмороженным дядькой, не водилось, как и склонности к исполнению шлягеров бесполым фальцетом. Две головы осторожно всунулись внутрь.
Открывшаяся в покойницкой картина могла бы взять Гран-при на фестивале горячечных видений. Однако оба студента уже неделю как не притрагивались к спиртному! То ли шок, то ли это досадное обстоятельство сделало их малочувствительными и в целом неотзывчивыми сухарями. Больше всего их взволновало то, что они при попустительстве дяди Семена слиняли с ночного дежурства в женскую общагу. А факт, что за время их беззаконного отсутствия на вверенной территории морга произошли нарушения регламента, сомнения не вызывал.
– Что делать-то? – простонал один, наблюдая из-за дверного косяка, как подергиваются в танце уже порядком распухшие звезды ар-энд-би.
Прикрыв за собой дверь (увлекшиеся музыканты так и не заметили их появления), студенты уставились друг на друга.
– Слушай, мне это снится?
– Ага, и мне тоже?
– Но ты это видел? Это что ж, теперь
– Уй...
– Может, главному доложить?
– А что мы ему скажем? И где Семен?
Более решительный из приятелей оглядел предбанник между дверьми. Подхватил случившуюся в уголке лопату, взвесил в руке. Второй попятился.
– Может, все-таки доложить?
Дверь распахнулась, на пороге закачался Бэзил.
– Эй, парни! – прогнусавила поп-звезда. – Выпить есть? А трав...
Изложить все свои желания Бэзил не успел. Перенервничавший студент от души приложил его по башке. Другой, ободренный примером, разжился массивным совком для мусора. Распахнув дверь ударом ноги, первый уже входил в морг...
– А ты говорил, главному доложить.
Стерев со лба пот, студенты огляделись с чувством выполненного долга. В гудевшей всю ночь покойницкой наконец воцарилась благодать. Никто не пел, не прыгал, не терся телом о другие тела. Покойники, как и пристало, отдыхали от тягот земного пути на столах.
– Точняк! Сами справились.
Бульк...
Ботинок заглотнул очередную порцию мутной воды. Странное все же развлечение – лезть через болото за артефактом. Вдобавок не зная, как он выглядит! Можно полдня пробродить вокруг какого-нибудь булыжника, а потом окажется, что это и есть искомый камень-с-распутья. Не станешь ведь каждую каменюку ворочать в надежде обнаружить хрестоматийное «направо пойдешь...». А что учудили на этот раз мастера, даже представить трудно. Полигонная игра по русским сказкам – это вам не Мордор штурмовать по тридцатому заходу.
Ладно, хватит ныть! Вот отыщем артефакт, и сразу веселее станет. Или не сразу? Вон на прошлой игрушке Дэну волшебный диск пообещали. Тоже думал, что как найдет, так ни один маг с ним по силе не сравнится. Универсальный защитный артефакт, мол. Направленный на противника, отражает любое заклинание. Тоже в болоте спрятали, подлецы. Думаете, легко из болота к замку тащить выкрашенную золотой краской крышку от канализационного люка?
Нет, все-таки не зря ему старшие товарищи, когда еще сопливым новичком был да в эльфы метил, разъясняли: все мастера козлы. Теперь матерый, заслуженный гном Тиралд сам доносил до длинноволосых юнцов эту максиму. А ведь был и он когда-то хрупок, наивен и свеж! Много иллюзий развеялось с тех пор, потонуло в холодных лужах, ушло в сыру землю. Сначала он верил, что мастера пьют с духом профессора чай, прекрасные девы чисты и невинны, а сам он, бесспорно, владеет конем, каждый шаг которого в два раза длиннее предыдущего, осталось только вспомнить, где его стойло. Потом, отощав на сухомятке, отваляв бока по спальникам и зад по общим вагонам, перешел к убеждению, что девки не умеют пить и спьяну становятся легкодоступны, а те, которые умеют, – те становятся мастерами и мстят, стервы, честным игрокам за свою невостребованность. А со временем все как-то устаканилось, успокоилось, и Тиралд (он же Сережа Соболев) остановился на том, что, во-первых, лужи холодны, палатки грязны и женщины в товарном отношении неоднородны, а во-вторых, что сам он едет на каждую игру, до которой может дотянуться, едет, никаких чудес не ожидая, просто потому, что не ехать не может.
– Стой, раз-два!
Шагавший во главе отряда Иван-герой (для своих Бенедикт, в миру Артем Васильев) ткнул пальцем в карту, потом в торчащий посреди «тракта» старый километровый столб:
– Ориентир. Здесь ищем. Девочки налево, мальчики направо!
И, дождавшись, когда дружинники исполнят приказ, нырнул в заросли влево от тропы.
Тиралд почти сразу откололся от мужской части отряда. Подуставшие мужики (игра выдалась на диво бестолковая, с суматошной беготней и сюжетными неувязками) дружно направились за кусты. Оттуда тут же зажурчало, защелкало зажигалками, потянуло дымком и беззлобной матерщиной. Тиралд, предпочитавший водку пиву и потому не имевший проблем с мочевым пузырем, в рассеянности побрел в чащу один. Ну про чащу, положим, это он так, для пущей форматности. Рощицы, еще уцелевшие меж недобитых пригородных деревенек, годились разве что для шашлыков на Девятое мая. Но какая-никакая растительность все же кучерявилась меж чахлых стволов, порой густея достаточно, чтобы скрыть в себе захованный артефакт или справляющего нужду толкиниста.
Тот кустарник был безнадежен. Опытный в игрищах Тиралд это сразу понял. Вокруг трава, ни тропки в ней, ни проплешин, впечатанных грубым ботинком организатора. Чего его туда понесло, Тиралду и самому было неясно. Видно, веяло чем-то от этого, позабывшего изгадиться, островка зелени, чем-то давним, позабытым-позадушенным. Тиралд уважительно, словно в море, вошел в траву. Отвел ветку неведомого горожанину растения. Среди листьев блеснуло золото.
Золото? Черт! От неожиданности он резко выпустил ветку, и та, будто в отместку за непочтительность,
