— Я заметил. Его убили не здесь, в машине слишком мало крови. Просто подвезли его сюда и бросили машину.

Это каким же хладнокровием надо было обладать, чтобы ехать по городу с мертвецом, пристегнутым ремнем на пассажирском сидении…

— Кто и когда нашел?

— Мальчишка. Решил, что возможно владельцу машины требуется помыть стекла.

Или магнитолу решил спереть. Пацаны здесь были хваткие — оружие имели уже в семь- восемь лет, сбивались в банды. Примерно с десяти лет мафия начинала набирать из них исполнителей заказных убийств — к четырнадцати, возрасту уголовной ответственности, некоторые уже имели за плечами по несколько десятков трупов.

— Оружие?

— Опять то же самое. Дерьмо… — выругался Рохас.

— Тендер-пять?

— Оно…

Тендер-пять[35], револьвер под патрон четыреста десятого калибра был гладкоствольным — а потому криминалистическая экспертиза не могла установить причастность того или иного ствола к тому или иному убийству. В джунглях он был очень удобен — компактен, в отличие от ружья и позволял защититься от змей, если зарядить патронами с мелкой дробью. Для таких вот криминальных дел существовал патрон с тремя большими свинцовыми дробинами — пулями, оставляющими чудовищные раны.

Марианна открыла дверь — и отпрянула. Зрелище было омерзительное, хотя она повидала многое. Слишком многое.

— Выстрел в голову, почти в упор — прокомментировал Рохас — мелкая дробь.

Уже собирались мухи…

— Ты заметил, выстрел не в лицо, а сбоку?

— Да… как будто он хотел покончить с собой.

— Или сидел в машине, но в другой. Револьвер нашли?

— Нет…

— Может, мальчишка решил, не пропадать добру?

— Нет. Машина была закрыта.

— Как же он увидел труп?

— Протирал стекла, разглядел.

— Понятно. Пусть убирают его отсюда. Надо делать вскрытие…

Рохас отдал распоряжение полицейским, и те стали открывать машину со стороны пассажира, чтобы переложить тело El Buho в мешок для перевозки трупов.

— Мы теряем инициативу… — устало сказала Марианна. Когда пошевелили труп — вонь стала сильнее, от этого разболелась голова.

— У нас ее никогда и не было.

— Когда-то была. Но мы ее потеряли. Кому ты докладывал про El Buho?

— Никому. Да я и не знал многого…

— Ну… кличку то ты знал.

— И более ничего.

Без помощи Рохаса она не могла обойтись. У Рохаса единственного из сальвадорцев был список агентов и ее телефон, никаких подробностей работы агентов он не знал. В его задачу было сообщать Марианне всякий раз, когда один из агентов мелькнет в дневной сводке происшествий.

— Мне нужно выпить кофе…

Кофейня — это только так называлось, на самом деле здесь основным напитком был матэ, травяной настой, отлично утоляющий жажду и снимающий усталость. Но в кофейне можно было выпить и кофе, благо она только открылась, и кофе должен был быть свежим…

Она устало плюхнулась на стул, Виктор ушел заказывать кофе. Первым подозреваемым был он сам, хотя Виктор Рохас был одним из немногих сальвадорцев, который имел степень допуска ФБР. Семейство Рохасов, довольно богатых землевладельцев пострадало от партизан, и вряд ли Виктор будет стучать им. Но есть еще и Альварадо. Альварадо… козырь, пятый туз в колоде, переворачивающий всю игру. Альварадо работал не с низовыми слоями, с боевиками и троцкистами — за ним стояла олигархия. Не только наркомафиози — богатые землевладельцы, промышленники, которые здесь остались. Землевладельцам нужно было, чтобы над ним не летали североамериканские самолеты с гербицидами, а им сами разрешали засаживать поля кокой. Промышленникам надо было, чтобы на месте разрозненной южной Америки появилась конфедерация или даже федерация и закрыла рынки для чужих, прежде всего североамериканских товаров. Многие еще помнили, как жили здесь до того, как североамериканцы начали экономическую экспансию, и идеи второй Реконкисты[36] находили отклик в самых разных сердцах.

Ведь что сделали североамериканцы после того, как сами избавились от витающего над страной призрака коммунизма и стали ядерной державой? Идея проста. Во-первых — заставить южноамериканские страны открыть рынки. За счет искусственного ослабления доллара в семидесятые североамериканские товары стали дешевыми, настолько дешевыми, что они вытесняли с рынка местные товары. Вдобавок, покупать североамериканское было престижно, этим ты как бы приобщался к среднему классу — а деньги были, ведь слабый доллар сделал ранее недоступное доступным. Подогреваемая дешевым кредитованием потребительская лихорадка продлилась около двух десятилетий, пока не стало понятно, что кредиты надо платить, а платить нечем. Заводов нет! Почему-то многие страны в последнее время забыли о том, что экономику нельзя мерить только денежными измерителями, имеют смысл и натуральные показатели, а именно объем произведенного экономикой продукта в килограммах, штуках, метрах, литрах. Не все измеряется в деньгах, у людей должна быть работа, а у страны — безопасность. Чтобы погасить задолженности правительства в Южной Америке приняли печатать деньги, вызвав гиперинфляцию и обесценив собственную валюту. После этого было принято еще одно ошибочное решение — привязать собственную валюту к имеющемуся в стране запасу валюты североамериканской, непонятно как посчитанному. Но экономика тем самым лишилась денег — и их дали североамериканцы, за счет своей валюты, которую они печатали, скупившие все на корню. Как только предприятия переходили в руки североамериканцев — они моментально начинали работать, потому что североамериканцы давали оборотный капитал, сами в свою очередь, пользуясь низкими издержками на производство, отсутствием экологических ограничений, дешевой рабочей силой. Они выносили сюда самые грязные и трудозатратные производства, забирая большую часть добавленной стоимости себе. Простые южноамериканские рабочие и крестьяне знать не знали про макроэкономику, они не знали про то, что теперь маятник шел обратным ходом и теперь уже североамериканцы теряли работу. Они просто видели по телевизору, как живут в Северной Америке и слушали агитаторов, которые говорили им, что североамериканцы живут так за их счет. В каком то смысле так оно и было. А потом те же агитаторы подсказывали идею — возьми автомат и убей. Освободишь свою страну — а потом пойдешь войной на чужую. Освобождать их, все по Троцкому и Ленину.

А они здесь просто пытались что-то с этим сделать…

Чашка кофе на блюдце опустилась перед ней с легким стуком, черная жидкость исходила ароматным парком.

— Спасибо, Виктор, я…

Человек из Лондона, тот самый, которого она вспоминала только сегодня ночью, стоял перед ней.