А пока расскажем о Симэнь Цине. Он уже умылся и причесывался в спальне Юэнян, когда заметил Лайсина. Тот в снежную пургу нес на кухню кур и гусей. За ним следовал Дайань с кувшином чжэцзянского вина.

— Юйсяо! — крикнул хозяин. — Это откуда они взяли?

— Сударыни наши пир устраивают, — отвечала горничная. — Вас с матушкой приглашают снегом полюбоваться.

— Откуда у тебя чжэцзянское? — спросил Дайаня хозяин.

— Мне матушка Третья серебро дала, купить велела.

— Ну к чему это! — досадовал Симэнь. — Дома вино стоит, а они покупают. Ступай за ключами, — обратился он к слуге, — и принеси из переднего флигеля два кувшина жасминной настойки. Смешаем.

Немного погодя в задней гостиной все было готово: расставлены ширмы, развешаны расшитые ветками зимней сливы в цвету теплые занавеси и роскошный парчовый полог, а в жаровнях зажжен фигурный уголь. Подали закуски и вино. Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь и Ли Пинъэр пошли приглашать Симэнь Цина и У Юэнян. Цзяоэр держала кубок, Юйлоу кувшин с вином, Цзиньлянь потчевала закусками, а Пинъэр, опустившись на колени, поднесла первый кубок Симэню.

— С какими почестями ты меня встречаешь, как преданно служишь родителю, послушная дочь моя! — пошутил Симэнь, принимая кубок. — Как трогательно!

— Дорогой ты наш сынок-переросток! — сразу вставила бойкая на язык Цзиньлянь. — Видишь, мы перед тобой земные поклоны кладем, а ты стоишь и не согнешься — будто лук стрельчатый. Чем старей, тем толще да горше. Разве что скоту на корм сгодишься. Стали бы мы тебе кланяться, не приведи тебя за ручку наша старшая сестра!

Осушенный Симэнем кубок опять наполнили до краев вином и поднесли Юэнян, но прежде пригласили подняться на почетное место.

— Скольких хлопот, должно быть, это вам стоило! — говорила благодарная Юэнян. — А мне и не сказали ни слова.

— Какие пустяки! — говорила, улыбаясь, Юйлоу. — Этот скромный стол мы наскоро устроили, чтобы вас с батюшкой порадовать в снежную погоду. Сядьте, сестра, просим вас, и соблаговолите принять наши поклоны. Юэнян никак не решалась сесть и раскланивалась в ответ на приветствия.

— Если вы не сядете, сестра, — сказала Юйлоу, — мы так и будем стоять на коленях.

Они еще долго упрашивали друг дружку. Наконец Юэнян согласилась принять обычные приветствия.

— Я вот о чем хотела бы вас попросить, сестра, — шутливым тоном заговорила, обращаясь к хозяйке, Цзиньлянь. — Ради всех нас уж вы его простите на сей раз. А если еще позволит такое непочтение, мы за него больше просить ни за что не станем. — Она обернулась к Симэню и продолжала: — А ты что из себя дурачка строишь, а? Ишь, на почетном месте расселся, заважничал. А ну, слезай! Поднеси старшей жене кубок да проси прощенья!

Симэнь Цин рассмеялся, но остался на своем месте. Когда вино обошло круг, Юэнян, сев пониже, велела Сяоюй наполнить бокалы и сама поднесла каждой из сестер. Только Сюээ опустилась на колени, когда принимала чарку, остальные ограничились поклонами.

Симэнь и Юэнян заняли почетные места, по обеим сторонам от них разместились Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь, Пинъэр, Сюээ и дочь хозяина, Симэнь Старшая.

— Сестрица Ли! — опять заговорила Цзиньлянь. — Тебе следовало бы поднести старшей сестре еще особый кубок. Нечего истуканом сидеть. Из-за тебя ведь все началось.

Пинъэр тотчас же вышла из-за стола и хотела было поднести Юэнян чарку, но ее остановил Симэнь.

— Чего ты слушаешь эту негодницу! — сказал он. — Она тебе наговорит. Одну поднесла — сколько можно!

Пинъэр вернулась на свое место. Вышли домашние певицы: Чуньмэй, Инчунь, Юйсяо и Ланьсян. Они заиграли на лютне, цитре, гитаре и лире и запели южный цикл на мотив «Цветут гранаты»:

Месяц медовый их вновь посетил…

— Кто это заказывал? — спросил немного погодя Симэнь.

— Матушка Пятая, — ответила Юйсяо.

— Ну, везде ты, негодница, суешься! — с укором глядя на Цзиньлянь, ворчал Симэнь.

— Да кто их просил! — возразила Цзиньлянь. — Дело — не дело, все меня цепляют.

— А что же мы зятя Чэня не пригласили? — вдруг вспомнила Юэнян и послала за ним слугу.

Вскоре появился Цзинцзи и, почтив тестя с тещей поклоном, сел рядом с женой. Юэнян велела Сяоюй подать зятю чарку и палочки для еды. В жаровню добавили фигурного угля, в чарках барашками пенилось и искрилось вино. Теперь пировали всем семейством.

Симэнь Цин заглянул через занавес. Словно в вихре пляски кружились лепестки грушевых цветов, казалось, пышным слоем ваты застилало землю. Открывался воистину чудесный зимний пейзаж!

Только поглядите:

Летит не то ивовый пух, не то лебяжий. Метет едва-едва — точно крабы ползут по песку. Порхают и россыпью самоцветов ложатся на крыльцо снежинки. Одно движенье — и одежда путника искрится радугой, миг еще — и уж покрылся весь пыльцой, упавшей с усиков пчелиных. Она то в воздухе порхает, то висит недвижно. Вот над вихрем танца почтенный Дракон простирает десницу. Набравшись светлых сил, Яшмовая дева ликует средь ветров, и ликованье достигает яшмовых чертогов Неба. Словно Нефритовый Дракон[344] пускает рыбью чешую кружиться в воздухе. Она порхает у дверей и тихо падает, как журавлиный пух.

Да,

Юэнян увидела огромную шапку снега на причудливом декоративном камне с озера Таньху[345] перед белым экраном и вышла из-за стола. Она попросила Сяоюй подать чайник и сама положила в него снегу, а потом заварила на снеговой воде плиточный чай «птичьи язычки» и угостила им всю компанию.

Да,

Во время чаепития в дверях показался Дайань.

— Ли Мин пришел. Ждет распоряжений, — объявил он.

— Зови! — распорядился Симэнь.

Появился Ли Мин. Склонившись в земном поклоне, он, не разгибая колен, отошел в сторону и встал в струнку.