приходят в лад и согласие нравы, и торжествует добродетельное правление, и водворяется послушание народа всех четырех сословий, и прославляется Мудрый Правитель”.
Ваше Величество повелели мне, верноподданному, совершить инспекторскую поездку по пределам земель Ци и Лу, что в Шаньдуне. Скоро год, как тружусь, объезжая судебно-уголовные управления сих мест и выявляя, насколько достойны своих постов облеченные властью — как штатские, так и военные. Обстоятельный доклад об истинном положении дел на местах дерзну поднести Вашему Величеству, как и полагается, по истечении срока инспекции. Пока же в особом представлении осмеливаюсь осудить некоторых чиновного звания лиц из судебно-уголовных управ.
Ся Яньлин,[677] главный уголовный надзиратель судебно- уголовной управы в Шаньдуне, тысяцкий гарнизона Его Величества телохранителей и карателей, — человек бездарный и ничтожный, алчный и грубый, служебная деятельность которого давно вызывает всеобщее недовольство. Еще в бытность свою правителем Столичного округа Ся Яньлин постоянно злоупотреблял властью и был разоблачен своими же подчиненными. Ныне, будучи надзирателем судебно-уголовной управы Шаньдуна, он бесчинствует, как и прежде. Оказывая нажим на сослуживцев, он устроил в Военное училище своего сына Чэнъэня, экзамены за коего сдавало нанятое постороннее лицо, чем был подорван моральный дух учащихся. Его подручный Ся Шоу занимается вымогательством, а посему вызывает ненависть подчиненных. Ся Яньлин представления не имеет о своих служебных обязанностях. Принимая прибывших в уезд лиц чиновного звания, он подобострастно улыбается и не перестает раскланиваться, отчего приобрел кличку Лакей. Разбирая жалобы, он мнется в нерешительности, не зная, кого наказать, а кого помиловать, за что его и прозвали Истукан.
Симэнь Цин, младший надзиратель из этой же управы, помощник тысяцкого, — отъявленный бездельник и лоботряс. Этот неуч, не знающий азов, подкупом и кознями пролез к власти, получив военный чин. Он позволяет женам разгуливать по улицам, чем поощряет разврат. [678] Он берет певичек и пьянствует с ними в городских кабаках, чем позорит звание чиновника. Он взял себе на содержание жену некоего Ханя и предается распутству, беззастенчиво попирая самые основы поведения. Было обнаружено, что Симэнь Цин, получив от Мяо Цина взятку, укрыл этого преступника от ответа.
Алчность и нерадивость названных лиц давно осуждена общественным мнением. Они подлежат немедленному разжалованию.
Ваше Величество, смею надеяться, соизволит прислушаться к сему мнению и распорядится, чтобы соответствующее ведомство провело тщательное расследование. Если утверждения верноподанного слуги Вашего Величества окажутся справедливыми, умоляю немедленно удалить с занимаемых постов Ся Яньлина и Симэнь Цина, дабы укрепились устои правления и сияли вечно Высочайшие добродетели».
Симэнь прочитал доклад и, охваченный страхом, молча поглядел на Ся Лунси.
— Что ж мы будем теперь делать? — спросил, наконец, Ся Лунси.
— Когда подходит вода, воздвигают плотину, — отвечал Симэнь, — когда надвигаются войска, им навстречу высылают полководца. Надо действовать — вот самое главное. Придется нам с вами подарки его сиятельству готовить да в столицу посыльных без промедления отправлять.
Ся Лунси поспешно откланялся, а вернувшись домой, достал двести лянов серебра и пару серебряных кувшинов. Слуге Ся Шоу было велено собираться в путь. Симэнь припас дорогое ожерелье из нефрита и драгоценных камней в золотой оправе и триста лянов серебра. Он направлял в столицу Лайбао. Когда подарки запаковали, Симэнь составил письмо дворецкому Чжаю, и рано утром, наняв коней, слуги отправились в Восточную столицу, но не о том пойдет речь.
А теперь расскажем о Гуаньгэ. Испуганный на кладбище, он всю ночь плакал, даже грудь не принимал. Что ему ни давали, его тут же тошнило.
Пинъэр пошла сказать Юэнян.
— Ну, а я что говорила! — начала Юэнян. — Раз ребенку и году не вышло, незачем за город брать. Нашему упрямцу хоть кол на голове теши. Знай, твердит: при жертвоприношении предкам, мол, мать с сыном должны присутствовать. Без них, дескать, никак нельзя. Глаза на меня вытаращил, орет. И вот, пожалуйста! Как теперь быть?!
Пинъэр совсем растерялась. Симэнь, занятый то переговорами с Ся Лунси, то отправкой слуги, был и без того не в духе, а тут еще ребенок занемог. Юэнян решила позвать сперва старуху Лю, а потом детского врача. Беготня и шум не умолкали в доме всю ночь.
— Испуг ему в нутро самое угодил, — сказала старуха, осматривая Гуаньгэ. — Да по дороге Полководца пяти путей повстречали. Ну, да ничего! Сожжете жертвенных денег, нечисть и отступит. Поправится!
Она оставила две киноварных пилюли и велела дать с отваром мяты и ситника. Гуаньгэ успокоился и заснул. Его больше не рвало. Только жар не проходил. Пинъэр поспешила дать старухе лян серебра на жертвенные деньги. Немного погодя старая Лю привела своего старика и еще одну знахарку. Они прошли в крытую галерею, где заклинали духов сожжением жертвенных денег и шаманскими плясками.
Симэнь в пятую ночную стражу отправил Лайбао и Ся Шоу, а сам с Ся Лунси поспешил в Дунпин, чтобы разузнать о судьбе Мяо Цина у правителя Ху Шивэня.
Узнав от знахарки, что ребенок испуган, Юэнян стала во всем упрекать Жуи.
— Плохо ты за ребенком смотрела, — говорила Юэнян. — В паланкине, должно быть, перепугался. А то с чего б ему так страдать?!
— Я его в одеяльце держала, — объясняла Жуи. — Оберегала как могла. Никто его в паланкине не пугал, матушка. Хуатуна спросите. Он за паланкином шел — знает. Ребенок крепко спал у меня на руках всю дорогу. Почти у дома его вдруг зазнобило, а потом расплакался и грудь перестал брать…
Но оставим пока Гуаньгэ, ради благополучия которого возжигали жертвенные деньги и заклинали духов, а расскажем о Лайбао и Ся Шоу.
Всю дорогу они гнали лошадей и уже на шестой день были в Восточной столице. В резиденции императорского наставника Цая встретились с дворецким Чжаем и передали подарки.
— От цензора Цзэна пока ничего не поступало, — сказал Чжай Цянь, прочитав письмо Симэня. — Советую вам пока задержаться в столице. Его превосходительство на днях подали на высочайшее имя доклад с предложением семи реформ. Ждем высочайшего повеления. А насчет цензорского обвинения, как только оно поступит, я поговорю с его превосходительством. Обвинение будет переправлено начальнику военного ведомства Юю, а его мы попросим, чтобы он доклад задержал и государю не подавал, так что ваш хозяин пусть не волнуется. Вне сомненья, все будет в порядке.
Чжай Цянь распорядился угостить Лайбао и Ся Шоу вином и закусками. На ночь они пошли на постоялый двор.
Но вот был получен доклад Цай Цзина и высочайший указ. Лайбао попросил привратника, и тот показал ему номер «Столичных ведомостей». Лайбао переписал документ с тем, чтобы по возвращении домой показать Симэнь Цину.
Вот о каких реформах шла в нем речь:
«Доклад Цай Цзина, ученого залы Высокого правления[679] Ведомства чинов, гуна[680] Луского.
Представляю Вашему Величеству свои скромные мысли и соображения, коих цель — привлечь к службе наиболее даровитых и сделать аппарат управления более действенным, укрепить финансовое положение Империи и улучшить благосостояние народа, а тем самым возвеличить мудрое правление Вашего Величества.
1. Отменить экзаменационную систему как условие назначения на служебные посты. Определять на службу непосредственно из училищ тех выпускников, которые успешно завершили обучение.
Упадок просвещения и разложение нравов, смею считать, происходит оттого, что при выдвижении на службу не попадают подлинные таланты, а посему и некому печься о просвещении. В “Шу-цзине”[681] сказано: “Небо породило сей народ, и установило над ним правителя его, и послало ему наставника его”. При Ханях должности давались выдержавшим экзамены сынам послушным и честным, при Танах учреждались училища. В царствование Вашего Величества будет впервые
