Когда и где узришь красу такую?!

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава сорок шестая

Гуляющих в новогоднюю ночь застает мокрый снег. Жены шутливо гадают на черепахе и символах гуа[647] Как много праздничного блеска в ночь новогоднюю в столице! Великолепию Пэнлая с пыланьем этим не сравниться! Луна безмолвно освещает сады, террасы теремные. Вот, яшмовую пыль вздымая, повозки мчатся расписные К дворцам, где ночь напропалую на пышном празднестве ликуют, Где кубки-лотосы бессчетно взлетают кверху беззаботно, И где, один другого краше, цветные фонари сияют, Расставлены курений чаши и барабаны не смолкают.

Этот созданный в прошлом романс воспевает новогоднюю ночь — когда царит праздник, на земле ликуют люди.

Так вот, проводил Симэнь своих жен на пир к старшей невестке У, Ли Чжи с Хуаном Четвертым посидели еще немного, и Боцзюэ стал их поторапливать.

— Насчет вас я договорился, — объяснил он подрядчикам. — Завтра приходите. Пятьсот лянов выложит.

Ли Чжи и Хуан Четвертый не переставая кланялись посреднику. Начинало смеркаться, и они, простившись, удалились. А Боцзюэ и Сида за компанию с Симэнем продолжали пировать в западном флигеле.

Неожиданно зашелестела занавеска, и появился Ли Мин.

— А, Ли Жисинь! — протянул Боцзюэ.

Певец опустился на колени и отвесил земной поклон.

— Где ж У Хуэй? — спросил Симэнь.

— У Хуэй и в Дунпине не был, — отвечал певец. — У него глаза заболели. Я Ван Чжу привел. Ван Чжу! Поди сюда, бей челом батюшке.

Вошел Ван Чжу и после земного поклона встал в сторонке рядом с Ли Мином.

— Гуйцзе видал? — спросил Боцзюэ. — Только что ушла.

— Нет, не видал, — сказал Ли Мин. — Я домой забежал помыться и сразу сюда.

— Они, наверное, не ели, — обращаясь к хозяину, заметил Боцзюэ. — Распорядись, чтобы покормили.

— Пусть обождут немножко, — сказал стоявший рядом Шутун. — Вместе с музыкантами поедят. Сейчас подадут.

Боцзюэ велел Шутуну подать большой поднос, взял с него блюдо жареной баранины с закусками и протянул Ли Мину.

— Бери! Присаживайтесь вон там и закусите! — Боцзюэ обернулся к Шутуну. — Смышленый ты малый, Шутун, а тебе и невдомек, что, как говорится, «правила сходятся по подобию, вещи делятся по родам».[648] Хоть они и из веселого заведения, но на одну доску с музыкантами их не поставишь. А то, чего доброго, скажут, мы, мол, от ближнего отворачиваемся.

Симэнь в шутку ударил его по голове.

— Да ты, сукин сын, сам среди них весь век околачиваешься, вот и превозносишь, — сказал Симэнь. — Кто-кто, а ты-то уж знаешь, что такое — жить на побегушках!

— Да что ты, сынок, разумеешь! — отвечал Боцзюэ. — Напрасно ты, видно, красоток навещал. Ведь у тебя нет никакого понятия, как надобно цветы лелеять. А певица иль актер — они все равно что цветы. Чем нежнее с ними обойдешься, тем большее наслаждение получишь. Но попробуй нагруби, и — как поется в «Восьми мелодиях Ганьчжоу» — «зачахла, похудела, едва-едва жива».

— Да, сын мой, ты в таких делах безусловно толк знаешь! — пошутил Симэнь.

Ли Мин и Ван Чжу закусили, и Боцзюэ позвал их к себе.

— А вы знаете вот эту — «Ночная буря будто срезала цветы»? — спросил он.

— Знаем, — отвечали певцы. — Это из цикла «Золотая чара».

Ли Мин взял цитру, Ван Чжу — лютню. Ли Мин заиграл и запел на мотив «Пьянею под сенью цветов»:

Я наслаждался с феей красоты, А буря ночью срезала цветы. Те полнолунные цветы прекрасны… Снега кружат метелью щедрою. Где моя розочка, не ведаю. Увы, все поиски напрасны… Ворочаюсь, вся вздыбилась кровать. Нет сил без милой зиму коротать. Ночные стражи безучастны…

На мотив «Порхают иволги счастливые»:

Мне тушечница — океан послушный. А дымка горных сосен будет тушью. Бумагой небеса послужат. Потоки слёз моих послушай! Увы, в письме и море станет сушей.

На мотив «Вышли рядом»:

Ты мне встретился весел и явственен,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату