Да,
Несколько дней спустя из Восточной столицы вернулись Лайбао и Хань Даого.
— Дворецкий Чжай остался барышней очень доволен, — докладывал хозяину Лайбао. — Просил передать вам сердечную благодарность, а нас оставил погостить. Вот вам, батюшка, его письмо. Он вам коня серой масти в подарок прислал. Приказчику Ханю пятьдесят лянов за дочь отвалил и двадцать лянов дал мне на расходы.
— Щедро вас одарили, — заметил Симэнь и стал читать письмо, пересыпанное благодарностями.
С этих пор и породнились Чжай Цянь с Симэнь Цином, стали величать друг друга сватьями, но не о том речь.
Хань Даого отвесил Симэню земной поклон и направился было домой.
— Хань, — окликнул его Симэнь, — а деньги себе возьми. Это вам за дочь в награду.
— Вы нас, батюшка, и так щедро одарили, — не решаясь взять деньги, отказывался Хань Даого. — Не могу я эти деньги брать. Мало вам было хлопот?
— Бери, говорят тебе, на грех не наводи! — настаивал Симэнь. — Да убери. Знаю, куда потратишь.
Хань отвесил земной поклон и пошел домой. Обрадованная Ван взяла у него вещи и подала воды смыть дорожную пыль.
Начались расспросы.
— Ну, как там дочка? — спрашивала она.
Хань Даого рассказал, как добрался до столицы.
— В солидный дом попала наша дочка, — говорил Хань. — Три комнаты ей отвели, двух служанок в услужение дали. Я уж не говорю о нарядах и головных украшениях. На другой день она нанесла визит госпоже хозяйке. Дворецкий Чжай был ею так доволен, что оставил нас погостить. Кормили-поили и нас, и слуг до отвалу. А на прощанье зять дал мне пятьдесят лянов в подарок. Я не хотел брать, а батюшка настоял, чтоб домой отнес.
Хань передал Ван серебро, и та его тотчас же спрятала. У нее будто от сердца отвалило.
— Надо будет завтра же матушку Фэн хоть ляном отблагодарить, — говорила Ван. — Спасибо ей, каждый день со мной время коротала. Ей и батюшка лян дал.
Служанка подала чай.
— А эта барышня откуда взялась? — спросил Хань.
— В служанки купила, — пояснила Ван. — Цзиньэр, поди сюда, поклонись хозяину.
Цзиньэр отвесила земной поклон и удалилась на кухню.
Ван Шестая поведала мужу о своих отношениях с Симэнем.
— После твоего отъезда не раз бывал у меня, — говорила Ван. — Дал четыре ляна. На них и купила служанку. За каждый приход по ляну, а то и по два оставлял. Тут твой братец ко мне было ворвался, думал поживиться, да силы не рассчитал — не на того напоролся. Хозяин его сразу в управу доставил. Здорово ему всыпали — больше носа не показывает. Хозяину к нам ходить неудобно. Обещал мне на Большой улице дом купить.
— Так вот отчего он не взял серебро, — сообразил Хань Даого. — Вот почему не велел тратить.
— Ну конечно! — подтвердила Ван. — Вот уж пятьдесят лянов есть, а там он нам еще немножко добавит и дом подходящий присмотрит. И все своим телом добываю. Он мне и наряды дарил.
— Если придет, когда я в лавке буду, делай вид, будто я ничего не знаю, — поучал жену Хань Даого. — А сама обращайся с ним поласковей. Служи ему как полагается. Куй, говорят, железо, пока горячо.
— Ишь, насильник! — засмеялась Ван. — Хорошо тебе денежки-то загребать, а знал бы, каково они мне достаются. Сколько мук терпеть приходится!
Так они пошутили немного. Потом Ван накормила мужа и, прибрав вещи, они легли спать.
На рассвете Хань Даого зашел в хозяйский дом, взял ключи от лавки и пошел торговать. В тот же день он наградил старую Фэн ляном серебра, но рассказывать обо всем этом подробно нет надобности.
Как-то Симэнь Цин и Ся Лунси вышли из управы вместе.
— Что это вы забросили белого коня? — спросил Ся Лунси, разглядывая стройного, серого в яблоках, скакуна, на которого усаживался Симэнь. — Хорош конь! А как зубы?
— Белого я на отдых поставил, — отвечал Симэнь. — А этого мне столичный сват Чжай Юньфэн в подарок прислал. А ему доставили от военного советника Лю из Сися. Только по четвертому зубу выросло. Хорошо ходит. Но с норовом: то кормушку опрокинет, то стремена порвет. Первое время много в весе терял, теперь лучше ест.
— Такой конь будет хорошо ходить, — заметил Ся. — Только как следует объездить надо. Он не для далеких путешествий. На нем по улицам гарцевать. В здешних краях такой лянов семьдесят-восемьдесят стоит. А у меня с конем что-то неладное стряслось. Пришлось у родных попросить. Без коня как без рук.
— Не огорчайтесь, сударь! — успокаивал его Симэнь. — Есть у меня каурый. Я его вам подарю.
— О, вы так добры, сударь! — подняв сложенные руки, воскликнул Ся. — Я вам заплачу, разумеется.
— К чему расчеты! — отвечал Симэнь. — Я сейчас же велю привести коня.
Они добрались до Западной улицы и разъехались.
Тотчас же по приезде домой Симэнь поручил Дайаню отвести Ся Лунси коня. Тот на радостях наградил Дайаня ляном серебра и попросил передать хозяину письмо.
— Поблагодари хозяина, — наказывал Ся, — и скажи, что я лично выражу ему признательность при встрече в управе.
Прошло два месяца. Стояла середина десятой луны. Ся Лунси припас хризантемовой настойки, позвал певцов и пригласил Симэня, чтобы отблагодарить за коня.
Симэнь пообедал, отдал распоряжения по дому и поехал на пир. Надобно сказать, что Ся Лунси устраивал это угощение специально для Симэня. Прибытие гостя так осчастливило хозяина, что он, едва сдерживая чувства, спустился с крыльца к нему навстречу и проводил в залу, где они обменялись приветствиями.
— К чему же было так беспокоиться, сударь? — заметил Симэнь.
— Мы в этом году сделали хризантемовой настойки, — объяснял Ся, — и я осмелился пригласить вас на досуге, милостивый государь. Больше никого не будет.
После взаимных приветствий они сняли парадные одежды и сели. Один занял почетное место гостя, другой выступал в качестве хозяина. После чаю они сыграли в шашки и продолжили беседу за пиршественным столом, где двое певцов услаждали их слух.
Да,
Однако оставим Симэнь Цина на пиру у Ся Лунси и расскажем о Пань Цзиньлянь.
Видя, что Симэнь давно ее забыл, заставив одну коротать ночи под расшитым пологом и холодным одеялом, она открыла как-то садовую калитку, зажгла высокий серебряный светильник и, прислонившись к ширме, заиграла на цитре.
Пробили вторую ночную стражу. Цзиньлянь то и дело заставляла Чуньмэй посмотреть, не идет ли он, но кругом не было слышно ни шороха.
