— Но как же можно! — запротестовал Симэнь. — Вы собираетесь на корабль, господа?

— Думаем остановиться за городом в буддийском монастыре Вечного блаженства, — ответил Цай.

— Так поздно за город? — удивился Симэнь. — Нет, к взаимному удовольствию, оставьте лучше при себе двоих слуг, а остальные пусть зайдут за вами завтра.

— Глубоко тронуты вашим гостеприимством, сударь, — отвечал лауреат Цай, — но мы опасаемся, как бы не причинить вам излишние хлопоты.

Гости велели слугам пойти на ночлег в монастырь, а на другой день с утра привести коней. Слуги ушли, но не о том пойдет речь.

Пока на крытой галерее играли в шашки, актеры исполнили два действия. Было поздно, и Симэнь, наградив актеров, отпустил их домой. Теперь с гостями остался один Шутун.

Настало время зажигать фонари, и гости вышли переодеться. Лауреат Цай отозвал Симэня в сторону и сказал:

— Ваш ученик порядком поиздержался в этой поездке к родителям…

— Какой может быть разговор, мой учитель! — перебил его Симэнь. — Прошу вас не волноваться на этот счет. Слово Юньфэна для меня закон.

Хозяин повел гостей полюбоваться еще одним уголком сада. Они обогнули стену и очутились в уединенном гроте Весны, откуда проследовали в Снежную пещеру. Там ярко горели светильники. На маленьком столике их ожидали сладости, закуски и вино. Стояли кушетки и кресла, рядом с которыми лежали книги и музыкальные инструменты. Они снова выпили по чарке, а Шутун услаждал их пением.

— «Заалели персики Пэнлая» знаешь? — спросил, обращаясь к Шутуну, лауреат Цай.

— На мотив «Луна над узорным павильоном»? — спросил слуга. — Да, помню.

— Тогда спой, пожалуйста, — попросил Цай.

Шутун наполнил чарки, настроился на южный напев и, хлопнув в ладоши, начал:

Персики бессмертия на острове-горе Солнцами, поверьте мне, алеют на заре. Царственными ивами тенисты небеса, Посвистами иволги любимых голоса. Блеском неожиданным гора Пэнлай горит, Пищей небожителей мифический нефрит. Девица бессмертная на лотосах ступней, Подарить ей зеркало и отразиться с ней.

Хором:

Кабы жизнь не ведала предела, На Пэнлай душа бы улетела — Средь восьми балагуров беспечных Стать девятым — весёлым и вечным.

Почтенный Ань был в неописуемом восторге от Шутуна.

— Прелестный юноша! — воскликнул он, обернувшись к Симэню, и залпом осушил свой кубок.

Шутун, одетый в голубую кофту и красную юбку, подпоясанный позолоченным поясом, высоко поднял яшмовую чарку, поднес ее гостю и снова запел:

Матери заботами судьба моя росла, Стали благородными и мысли, дела. Пору твоей осени почтительно люблю Долголетьем сосен я тебя благословлю. Просыпайся с веснами, как стройный кипарис, С зимними морозами не оброняя лист. И рассвету радуясь, пусть светятся глаза, Сумерками, крадучись, влечёт твоя звезда.

Хором:

Кабы жизнь не ведала предела, На Пэнлай душа бы улетела — Чтобы девице юной, беспечной Стать сестрицей веселой и вечной.

К самой ночи кончился пир, и все разошлись на ночлег. Симэнь велел приготовить гостям постели с пологами и парчовыми одеялами в гроте Весны и в Зимородковом павильоне. С ними он оставил слуг Шутуна и Дайаня, а сам удалился в задние покои.

На другой день утром к воротам прибыли слуги почтенных лауреата и академика с лошадями. Симэнь ждал гостей в зале, где был накрыт стол.

После того как покормили слуг, хозяин распорядился принести коробки.

Лауреату Цаю он преподнес кусок золотой парчи, два куска тафты, пять сотен благовонных палочек и сто лянов серебром. Академику Аню вручили кусок цветного атласа, кусок тафты, три сотни благовонных палочек и тридцать лянов серебром. Лауреат долго отказывался от таких щедрых подношений.

— Было бы вполне достаточно и десятка лянов, — говорил он. — Почему так много? Сердечно благодарен вам, сударь, за вашу щедрость!

— Брат Цай — другое дело, но я не посмею принять, — заявил Ань Чэнь.

— Что вы, — говорил, улыбаясь, Симэнь. — Это же всего-навсего скромные знаки моего уважения, не

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату