– Нет, – нетерпеливо сказала она. – Тебе Георг еще что-нибудь говорил?

– Все то же. Угрозы. Что ему надо было от тебя?

– Все то же. Не думаю, что он придет еще раз.

– Зачем же он все-таки приходил?

Елена странно улыбнулась.

– Он всегда был таким. Еще в детстве. Братья часто ведут себя так. Он уверен, что заботится о благе семьи. Ненавижу.

– Только из-за этого?

– Я ненавижу его и сказала ему об этом. Но война будет. Он, знает…

Мы замолчали. Шум автомобилей на набережной Августинцев, казалось, стал сильнее. Позади Консьержери, в ясном небе, высилась игла церкви Сен-Шапель. Доносились крики газетчиков. Они подчеркивали глухое рычание моторов, как чайки – шум моря.

– Я не смогу тебя защищать, – сказал я.

– Я знаю.

– Тебя интернируют.

– А тебя?

Я пожал плечами.

– Меня, наверно, тоже. Возможно, что нас разлучат.

Она кивнула.

– А тюрьмы во Франции – это не санатории.

– И в Германии – тоже.

– В Германии тебя бы не арестовали.

Елена сделала нетерпеливое движение.

– Я остаюсь здесь! Ты выполнил свой долг и предупредил меня. Не думай больше об этом. Я остаюсь и не вернусь ни за что.

Я посмотрел на нее.

– К черту заботы о безопасности! – сказала она. – Мне это надоело!

Я обнял ее за плечи.

– Это легко сказать, Элен…

Она оттолкнула меня.

– Тогда уходи! – вскричала она вдруг. – Уходи, если ты боишься ответственности! Я обойдусь без тебя!

Она смотрела на меня, как на Георга.

– Ты мокрая курица! Что тебе надо? Не души меня своей заботой и боязнью ответственности. Я ушла не из-за тебя. Пойми это наконец Не из-за тебя! Из-за себя!

– Я понимаю.

Она подошла ко мне.

– Поверь мне, – нежно сказала Елена, – я хотела уехать прочь! То, что появился ты, – это случайность. Пойми же это! Безопасность – это еще далеко не все.

– Это правда, – сказал я. – Но она нужна, если любишь кого-то. Для другого.

– Безопасности вообще нет. Ее нет, – повторила она. – Не говори ничего, я знаю лучше, чем ты! Боже, как давно уже я знаю это! Но не будем больше говорить об этом, любимый. Там, за стенами дома, стоит вечер и ждет нас.

– Разве ты не можешь уехать в Швейцарию, если не хочешь возвращаться в Германию?

– Георг говорит, что нацисты ринутся через Швейцарию, как через Бельгию в ту войну.

– Георг не все знает.

– Может быть, он вообще лжет. Откуда он может в точности знать, что должно произойти? Однажды уже казалось, вот-вот вспыхнет война. А потом пришел Мюнхен. Почему не может быть второго Мюнхена?

Я не знал, верила ли она в то, что говорила, или просто хотела убедить меня. В самом деле, как Франция могла решиться на войну? Чего ради она должна сражаться из-за Польши? Ведь ради Чехословакии не пошевелили и пальцем.

Десять дней спустя границы были перекрыты. Началась война.

– Вас сразу арестовали, господин Шварц? – спросил я.

– Нет, у нас в запасе оказалась неделя. Нам не разрешено было покидать город. Дьявольская ирония: в течение пяти лет меня то и дело высылали. Теперь в мгновение ока все переменилось: меня не хотели выпускать. Где тогда были вы?