думал Невельской, — и жизнь входит в провинциальную колею. Благодаря врагу мы сыты…»
За игрой он часто ходил картой невпопад, начинал горячо рассуждать.
Оставаясь один, он шагал из угла в угол, и тогда Катя, знавшая, что у него на душе, появлялась из маленькой комнаты с Олей и старалась рассеять мрачные мысли мужа.
Да, она понимала, эта сытая зима с картами и обществом была в то же время первой, во время которой муж совершенно не мог производить никаких исследований. Руки его были накрепко связаны.
Его семья сыта, вокруг него общество, по вечерам он играет в карты, и танцует, и веселится, но дело его стоит. А он бы мог быть на Самарге, мог поставить пост у самой корейской границы, в гавани, которую Путятин назвал именем Посьета. До прихода сплава и приезда губернатора, чего он так ждал, он еще смел поступать самовольно. Теперь посты сняты всюду, с Сахалина и из Хади все убрано для того, чтобы все войска были собраны в кулак. Силы велено не распылять.
Он говорил, что добьется своего, что сюда, на эту благодатную землю, потянутся во множестве люди, когда падет крепостное право. Жизнь «здесь», по его словам, во многом зависела от жизни «там», как экспедиция от аянских амбаров, в которых, оказывается, все было, когда они голодали. Когда будут открыты «амбары» России, все оживет и здесь, и Сибирь преобразится.
— Еще ничего не закончено! — сказал он, вставая с дивана, возбужденный Катиной игрой на пианино. — Еще все впереди…
Он ждал ледохода и энергично готовился к новым открытиям.
Утром, при сильном ветре с юга, все население поста собралось на берегу.
Раздался грохот, подобный сильнейшему орудийному залпу. Амурский лед лопнул наискось от берега до берега во всю многоверстную ширину реки. Сразу же его пласт покатило на берег, било и ломало о кручу и громоздило обломки под обрывом, на котором стоял Николаевский пост. Через пять минут там была гора битого льда в несколько сажен вышиной. Река зашуршала и пошла, и середина ее вдруг открылась и стала по-летнему голубой и чистой.
Катя радовалась просветлевшему взору мужа. Румянец заиграл на его щеках. Казалось, он надеялся, что уйдет лед и руки его будут развязаны.
Он полон забот и снова устремлен в будущее.
Его мечты, исполненные человеколюбия, были высоки и благородны. На деле, кажется, получалось что-то другое, не совсем то, о чем он мечтал.
Да, река занята, прибыл сплав, движение открыто, найден удобный выход к морю. И построены казармы, гауптвахта, появились первые полицейские чины, первые торговцы, назначены чиновники. Прибывшие со сплавом, не отличаются гуманностью; они говорят о том, что тут гибель людей неизбежна и кровь должна литься, это естественно, и что сюда надо прислать каторжников, а сами мечтают о наградах.
Великие замыслы, оказывается, не могут быть исполнены совершенно! И великие подвиги не могут быть сразу признаны!
— Какая прелесть! — забываясь, говорит Невельской, глядя на огромную реку и держа под руку Екатерину Ивановну.
Чумбока столкнул на воду берестяную лодку и помчался на ней по чистой воде, гребя как бешеный, словно руки его за зиму истосковались по тонкому двухлопастному веселку.
А река уже покатила из верховьев свои воды.
Мангму извечно несет широкие мутные воды к синему северному морю.
Мангму велик! Много рек и речек отдают ему свое богатство. Воды желтые из страны маньчжуров и воды светлые из русских гор, светлые, как глаза русских, стекаются к нему же.
Дремучие леса стоят на берегу Мангму. Тайга…
«О-би-би…», «тик-ти-ка…» — кричат птицы.
Весенние воды шумят по тайге.
Между расступающихся берегов река несет вывороченные с корнями тяжелые деревья.
Чумбока плывет между лесин на берестяной оморочке.
На берегу, под хребтом, ветер мечет дымки над длинным рядом домиков нового города…
Примечания
1
Торбаса — мягкие оленьи сапоги.
2
Сандвичевы острова — Гавайские острова.
3
«…мне мои гуси…» — Из письма Чарлза Дарвина Дж. Д. Гукеру от 13 апреля 1855 г.
4
Парка — шуба из оленьих шкур, одевающаяся через голову.
5
…путы, наложенные Петербургом на его руки… — Главной помехой на пути решения амурского вопроса стояли корыстные интересы петербургской знати, в том числе царских министров, опасавшихся с открытием Амура и расширением торговли с Китаем лишиться огромных доходов от торговли чаем, который доставлялся через Монголию и Кяхту. В данном случае речь идет и о решении Особого комитета, который рассматривал вопрос о деятельности Невельского в Приамурье и 12 февраля 1851 г. постановил разрешить Амурскую экспедицию, но потребовал «никакого дальнейшего продвижения в этой стране не предпринимать и никаких мест отнюдь не занимать».
6
