Понимаете, я никогда не знала, как он относится ко мне. Я думала, что мешала ему, стояла у его на пути, своими выходками лишала его маминого внимания. Надо же, а он все это время любил меня и восхищался мной! До чего же мне стало муторно, стоило только подумать, что я ненавидела его. В то же время меня охватило уныние. Нелегко, правда? Все эти отношения — с мамой, с папой, с Адамом, с Симоном, с Энни. Люди они разные, и разного хотели от меня. Ну, как тут быть правильной? Человеческая жизнь — удивительно, как люди не сжигают себя и не умирают, прежде чем становятся взрослыми, ведь им приходится ладить с огромным количеством себе подобных. Мне жутко хотелось спать, поэтому я не совсем понимала, что происходит, и подумала, слава богу, мне-то уж больше не придется ни о чем волноваться, и тут я снова крепко заснула.

Когда я проснулась окончательно, меня мучал голод. Да еще какой голод! Конечно, я могла бы рвануться вниз на кухню и сунуть нос в помойное ведро, однако если уж я решила вести себя прилично, то сначала надо было одеться. Трусики и юбочка остались внизу, так что в моем распоряжении была только майка. Наверное, пока я спала, приходила мама, потому что все было аккуратно сложено, но кое-что все же лежало отдельно — например, мои старые трусики, которые давно стали мне малы. Зато теперь они были размеров на десять больше, чем нужно. Еще здесь были шортики, неплохая мысль, и пара гамашей, тоже хорошая мысль. Правда, я все же помедлила, прежде чем надеть это — мне хотелось самой выбирать себе одежду. Много лет прошло с тех пор, как я позволяла маме диктовать мне, что носить. Однако гордыня требовала времени, а у меня его не было.

Надев то, что оставила мне мама, я вышла из комнаты — опять лестница. Никто на меня не смотрел, так что я по-быстрому спустилась по ней, пользуясь всеми четырьмя лапами. Не стоило привлекать к себе внимание очередным громким падением.

Вся семья собралась в кухне. И все дружно обернулись, когда я вошла, отчего мне стало не по себе, ведь я была такой маленькой по сравнению с ними. Вспрыгнув на стул, я села в позе просящей собаки. Хотя я ничего не просила. Просто мне хотелось быть такого же роста, как все остальные.

— Сандра? — с запинкой произнесла мама.

Я кивнула и гавкнула.

— Сандра, к нам едет Джулия. Я — мы — не стали рассказывать ей о том, что с тобой случилось. Мы просто сказали, что речь о тебе и что это очень, важно. Она будет здесь с минуты на минуту.

Вот, значит, почему они были как будто не в своей тарелке! Кажется, мы все немного побаивались Джулии. До того она всегда уверена в себе и говорит логично — просто нельзя не проникнуться ощущением, будто ей все известно, хотя она сама говорила мне, что на самом деле знает не больше остальных. В душе Джулия так же не уверена в себе, как все мы. По крайней мере, так она говорила мне, но, думаю, ей нравится производить впечатление скромной, застенчивой девицы, хотя в жизни она совсем не такая. Думаю, она практически всегда считает себя правой.

От сообщения мамы у меня душа убежала в пятки. Мы все полагались на здравый смысл Джулии, на ее способность просчитать ситуацию. Но меня это пугало. Джулия была слишком умной, чтобы поверить в невозможное! Она на все смотрела очень трезво, наша Джулия, и ненавидела, если с ней не соглашались, так что впереди меня не ждало ничего хорошего.

Но сначала мне надо было поесть. Соскользнув со стула и держась за стол, я сумела на задних лапах дойти до холодильника и попыталась открыть его. Это было трудно, потому что я не очень устойчиво держалась на двух лапах. Тогда я оглянулась. Все смотрели на меня, открыв рты. Я подумала, с чего это они уставились на меня? Никогда не видели, как открывают холодильник? Или не знают, для чего предназначен холодильник?

— Я хочу есть, — сказала я.

Папа побледнел, а Адам покраснел. Мама закрыла рот ладошкой. Меня разозлило это бесконечное подсматриванье за мной, словно я какая-нибудь уродка.

— Думаю, она хочет есть, — сказал Адам.

— Что мне дать ей? — спросила мама.

— У нас ничего нет такого, — ответил Адам.

— Чего такого?

— Собачьей еды.

Да как он посмел? А он тем временем продолжал:

— Позвоню-ка я Джулии и попрошу, чтобы она купила что-нибудь по дороге. Мама подошла к шкафу.

— Вот есть банка с мясом. Думаете, ей понравится?

— Будь это Сандра… — проговорил папа.

— Это Сандра, — перебила его мама. — Это наша Сандра.

— Прошу прощения. Если это наша Сандра, то, может быть, она и любит то, что любила Сандра. Почему бы не приготовить сэндвич с яичницей?

— Отличная идея! — воскликнула мама, но я не поручусь, что в голосе папы не звучала насмешка.

Я точно видела, как он переглянулся с Адамом. Но мама последовала его совету. Наконец сэндвич был готов, но потом, после того как она была такой, хорошей, мама плохо поступила со мной, поставив тарелку на пол. Я прыгнула на стул и попросила:

— Пожалуйста, дай мне сюда!

Однако никто не понял ни слова из моего гавканья.

Мама помедлила в растерянности, потом порезала сэндвич на маленькие кусочки и поставила тарелку на стол. Я не стала больше препираться, ведь она поступила так, чтобы мне не мучаться с большими кусками хлеба.

— Может быть, ей дать нож и вилку? — спросил Адам.

— Адам! — прикрикнула на него мама.

— Ой, прошу прощения, тебе ведь не нужны ни нож, ни вилка, правда?

— Хватит, Адам!

— Ладно. Но если она человек, почему бы ей самой не приготовить себе сэндвич?

— Не глупи. Она делает, что может. Но сейчас ей трудно вправляться. Я же говорила — она как будто стала инвалидом, что-то в этом роде.

Я видела, как Адам закатил глаза, повернувшись к папе, и подумала, ладно, я им покажу! Потом я быстро покончила с сэндвичем, который оказался совсем неплохим на вкус. Признаюсь, я бы предпочла мясо, но скорее бы умерла, чем призналась в этом. Потом мама заварила чай. Мне она налила в широкую пинтовую кружку, слава богу, и я могла без труда лакать из нее. Мы сидели молча, нервничали и ждали Джулию.

Через десять минут стало слышно, как кто-то открывает входную дверь.

— Надеюсь, она не привела с собой Анжело, — прервал молчание папа.

— Сохраним семейный позор в тайне, — отозвался Адам.

Хлопнула кухонная дверь, и вошла Джулия.

— Это еще что? — спросила Джулия, завидев меня. — Вы купили собачку, да? — спросила она маму, после чего наклонилась, чтобы погладить меня, и я лизнула ей руку, а потом подумала, ну нет, на меня не похоже лизать руку каждому, кто хочет меня погладить, — и не стала больше лизать.

Мама встала, провела рукой по волосам и сказала:

— Смотри.

Она заставила меня вновь повторить все прежние трюки. Для начала это были собачьи трюки: встать, повернуться, умереть, просить. Джулия смеялась и похлопывала. Потом мы перешли к более трудным действиям, с которыми обычные собаки редко справляются — потряси правой лапой, потряси левой лапой, постучи пять раз по полу, постучи столько раз, сколько будет от-тринадцати-отнять-семь. У Джулии глаза начали вылезать из орбит. А я от души радовалась. Потом мама перешла к нашим семейным датам — сколько лет Джулии, сколько лет Адаму? Постучи, когда твой день рождения, и я постучала, повернувшись к Джулии. Пока еще ей было неизвестно, кто я, но она точно знала, что такое невозможно. Она всегда говорила мне что-нибудь в этом роде.

— Сандра, ты невозможная. Когда же ты вырастешь?