срабатывает магия гармонии и каких результатов можешь добиться ты, обратившись к хаосу. Он опьянил бы тебя силой разрушения – разумеется, всегда свершаемого во имя блага. Кормление бедных, расчистка дорог – это ведь все добрые дела. Но участие в этих делах привело бы к вызреванию внутреннего конфликта между гармонией и хаосом, разрушительного для твоего самосознания. Запутавшись в противоречиях, ты пожелал бы снять с себя всякую ответственность. И вот тут-то Антонин с готовностью освободил бы тебя от этого бремени. В отличие от него, Сефия и Герлис действуют грубее и прямолинейнее.

Я поежился, впервые по-настоящему уразумев, что имелось в виду. И разозлился до того, что глаза мои вспыхнули, а зубы сжались. Меня аж в жар бросило от злости, хорошо хоть ветерок охладил.

Выходит, чтобы свести на нет возможность ничтожного проявления хаоса, избежать мелких неприятностей, эти лицемеры, наши добрые Мастера с Отшельничьего, бросили и меня, и Тамру, и Кристал, и прочих, как слепых щенят в омут, даже не намекнув на проблему искушения. Прекрасно зная при этом, как страстно каждый из нас чего-то жаждет и как эта жажда делает нас добычей для Антонина и ему подобных!

Джастин поглядывал на меня с лукавой улыбкой.

– Увидел что-нибудь смешное? – огрызнулся я.

– Ага, – кивнул Джастин. – Тебя. Ты перевернул несколько страниц и готов разорвать Отшельничий в клочья.

– А ты почем знаешь?

– Когда-то мне довелось испытать нечто подобное.

– Я так и думал, что ты тоже с Отшельничьего.

– Я ничего такого не говорил. Сказал только, что мне довелось испытать нечто подобное.

Рассеянно теребя зеленый шарфик, рыжеволосая смотрит на пляшущий в очаге огонь.

Верная своей привычке, она и сейчас задается вопросами, остающимися без ответа. Почему Белый маг так рвется поделиться с нею своей мудростью и принимает ее как равную, в то время как Мастера Отшельничьего скупились на каждую крупицу знания?

Размышляя, молодая женщина не смотрит на сидящего в кресле Белого мага и, кажется, не отдает себе отчета в том, что посох в ее руке нагревается. Мужчина хмурится, пожалуй, впервые за все время их знакомства.

– О чем задумался? – спрашивает она. – Помещение здесь не лучше, чем в гостинице Хайдолара. Создается впечатление, что виконт не больно-то ценит тех, кто творит добро.

– Ты, я вижу, все еще настроена скептично, – доброжелательно отзывается Антонин. – Интересно, чем можно пронять тебя по-настоящему? Может быть, стоит продемонстрировать тебе один прием, которым ты сможешь воспользоваться, чтобы постичь и понять больше?

В том, как кривятся ее губы, есть что-то и от улыбки, и от раздражения.

– Сам показ будет несложен. Не мудренее, чем тогда, когда я учил тебя становиться незаметной для тех, кому не следует тебя видеть, – говорит маг тоном терпеливого наставника. – Я обещал, что научу тебя полностью раскрывать свои способности. Разве до сих пор я не исполнял все свои обещания?

Рыжеволосая нехотя кивает.

– В таком случае, – произносит Антонин, слегка вздохнув, – мне, пожалуй, стоит дать тебе еще один урок, благодаря которому ты многое уразумеешь. Сдается мне, тебе хотелось бы знать, почему Мастера Отшельничьего держат втайне совсем нехитрые магические приемы и почему Братство спровадило тебя прочь, даже не потрудившись оценить твои возможности?

Женщина в зеленом шарфе снова кивает:

– Разве я не говорила об этом?

– Говорила. А также говорила, что слова обычно скрывают больше, чем открывают, и что тебе, мягко говоря, надоело слушать пустые отговорки. Ну что ж, значит, тебе следует научиться видеть истину напрямую, независимо от словесной шелухи. Для этого необходимо сосредоточиться. Положи обе руки на посох и смотри вниз, на зеркало.

Она хмурится, несколько озадаченная тем, что не заметила, как и когда проявилось здесь зеркало. Однако всматривается в клубящиеся под стеклянной поверхностью туманные завихрения, похожие на белые облака. Облака, скрывающие какие-то образы.

– Загляни в глубь зеркала. Вглубь! Ищи все ответы там! – голос мага слегка отдается эхом. – Зеркальная поверхность представляет собой инобытие внутренней преграды, препятствующей непосредственному постижению и полному пониманию истины. Очисти свое сознание, погрузись в тишину, обрети полное спокойствие… А СЕЙЧАС… ПРОСТО ПРИЗОВИ ОТВЕТЫ, КОТОРЫЕ ТЕБЕ НУЖНЫ…

Эти слова звучат прямо в ее голове, а не в ушах.

– РАЗВЕ ТЫ НЕ ГОТОВА ОТДАТЬ МНОГОЕ, ЧТОБЫ ОБРЕСТИ ПОНИМАНИЕ? ПОТЯНИСЬ МЫСЛЯМИ К ЗЕРКАЛУ – НЕ РУКАМИ, А МЫСЛЯМИ… И Я ДАМ ТЕБЕ ЗНАНИЕ… ЗНАНИЕ…

Рыжая падает ничком, и темноволосая мага – Сефия – не успевает поймать ее за плечи.

– Быстро же ты на сей раз управился…

– Сефия! – Антонин произносит ее имя таким тоном, что она умолкает.

– Сейчас… – бормочет маг. – Сейчас, пока она не попыталась защититься… – лоб его покрывается бусинками пота, а сеть тонких морщинок старит лицо.

В зеркале бурлит и клубится белый туман.

Проходит еще несколько мгновений – и на том месте, где сидела темноволосая женщина, остается лишь горстка пыли. Рыжая поднимается на ноги. Ее огненные волосы мерцают, а потом начинают темнеть.

– Никогда не любила рыжие волосы…

Антонин проводит рукой над зеркалом. Теперь в нем отражается всего только потолочная балка.

– Виконт ожидает нашего скорого прибытия. Разбуди меня, когда будет нужно, – говорит он и, пошатываясь, направляется к широкой кровати.

Рыжеволосая женщина делает жест в сторону оставшейся на кресле пыли. Пылинки взлетают, кружатся и без следа тают в воздухе.

– Надо же, она и вправду считала, что может довериться ТЕБЕ…

Белый маг бросает на собеседнику сердитый взгляд, но, не сказав ни слова, ложится на белое покрывало.

Следующее утро выдалось ясным, но ветреным и холодным. Джастин, вновь выглядящий довольно молодо, поднялся спозаранку.

Стараясь очистить плащ и штаны, я не переставал дивиться тому, как это Джастину удается содержать в порядке свою одежду. Хотя, сказать по правде, я не уверен, что мне так уж хотелось уяснить все подробности.

Гэрлок уже подавал голос и бил копытом, явно давая понять, что с него довольно жухлой травы да сухих листьев и он не прочь прогуляться. Я приторочил спальный мешок, взобрался в седло и спросил:

– Далеко нам до этого Вивеля или как там его?

– Вивета. Надо бы поспеть до полудня… но это как путь задастся.

В отличие от меня, Джастин держался в седле легко и правил пони, не касаясь поводьев.

То и дело налетавший с запада ветер доносил едва уловимый запах дыма, единственная тонкая белесая струйка которого поднималась над холмами впереди. Вокруг расстилались пастбища. Ни полей, ни садов поблизости не замечалось.

Успев проехать меньше одного кай, мы увидели справа от дороги неприглядную лачугу, окруженную изгородью из жердей, за которой бродили свиньи. Кто-то в бесформенной одежде наливал воду в кормушку. Снаружи ограды паслось несколько дюжин овец.

– Когда мы покинули Монтгрен? – полюбопытствовал я.

– Вообще-то, мы его еще не покинули. Фэрхэвен считается владением герцогини, хотя ей от такого владения никакого толку. Граница между Монтгреном и Кертисом проходит за Виветом.

– Там, наверное, полно стражи.

– Пограничных застав нет вовсе, рубеж обозначен двумя каменными столбами. Герцогиня – реалистка и вполне довольствуется возможностью вешать и стрелять тех неугодных, кого хватают ее немногочисленные