? Сюда, наверх, ? предложил он и, когда я послушно поднялся, сказал: ? Велено передать: вам разрешено. Через полчаса снимаемся ? так что без опоздания. Вы с багажом?
Я показал портфель:
? Это все.
? Не раздумали? Нет?
Матрос провел меня в жилой отсек ? узкий и короткий коридор, с каютами по обе стороны, с капитанской, каютой главного механика, еще не то двумя, не то тремя каютами для остальных членов экипажа; в глубине коридора находились два крохотных помещения ? кухня и столовая. Двери в столовую, распахнутые широко, оказались напротив моей каюты, и я, устраиваясь, успел увидеть там двух женщин: девушку в брюках и форменной куртке, рядом с ней, вполоборота ко мне, сидела пожилая женщина. Они громко беседовали. Первые же обрывки диалога: 'Слушай ? верно говорю' и обрывисто-вопросительное 'Мама!' ? указали на родство собеседниц. Увидев меня, женщины замолчали.
? Устраивайтесь. Койка не понадобится, ? сказал матрос.
Он вышел; тут же его окликнула девушка:
? Замир!
Женщина громко полюбопытствовала.
? Писатель, ? послышался голос Замира. ? Какой? Не успел познакомиться. Говорят, киношник...
Так волей случая я попал на борт 'Советской Киргизии', сидел за столиком в тесной каюте, глядел в иллюминатор, слушал удары волн о корпус судна ? вживался в новое, в то, что должно пусть ненадолго, какую-нибудь половину суток, на время рейса, стать частью моей жизни.
Минуту-другую спустя в мою каюту ворвался смерч. Вернее два смерча ? мать и дочь.
? Извините, я на минутку, ? бросила с порога мать. ? Вы от кино? Наверное, о 'Советской Киргизии' собираетесь писать? Правильно! Давно следовало!
? Мама! ? взмолилась дочь.? Пожалуйста, поспокойнее.
? Лучше поздно, чем никогда! ? восклицала мать. Она порывисто поцеловала мою руку. ? Спасибо, молодой человек! Меня расспросите ? такое расскажу! Про корабль! Запишите ? я ведь его, как родной дом, знаю...
'Смерчи' подхватили меня: в руках невесть как появились блокнот и ручка ? пошла катавасия: мать рассказывала, дочь увещевала, я строчил в блокнот, не заботясь о чистописании. Минута, другая, третья... еще, еще... Стоп!
? Через пять минут, мамаша, снимаемся, ? напомнил Замир, и мать, спохватившись, устремилась вон. Я глядел в иллюминатор на женщину ? та не по возрасту лихо сбежала по трапу, укрывшись от ветра за штабелем из тюков, прикурила, переложила авоську с продуктами, а когда пароход стал отчаливать, не то мне, не то дочери, не то судну что-то выкрикнула. Я сунул блокнот в портфель, не догадываясь, что записи в матросской каюте отмагнитят идею об умельце, что на их основе я напишу сценарий фильма о 'Советской Киргизии', который уже в следующем году покажут по ЦТ, что записи эти всколыхнут затаенное, более глубокое и существенное... Я иногда возвращаюсь к записям, вглядываясь в строчки, вкось-вкривь, вроде: 'Военные годы ? Адволодкин...', 'Знает Адволодкина...', 'Матросом...', 'Пшеница... лес из Жыргалчака...' ,'Штормы...' ? вглядываюсь, возвращаюсь в матросскую каюту, к торопливому страстному монологу женщины. 'Пишите! Капитаном в войну назначили Адволодкина ? какой человек! Лучшего капитана не встречала ни до него, ни, ? извините, ? Соня, прикрой дверь, ? ни после. Любил корабль, команду. И не мягкий ? наоборот, скорее строгий, по голове не погладит. Работе всего себя отдавал. Сколько рейсов пережили ? не счесть!
Казалось, рейс как рейс, а присмотришься, сколько в каждом из них своего, непохожего. Ходили с грузом в любую погоду. Пишите, пишите... Тридцать пять лет проработала, а из них двадцать пять на 'Советской Киргизии'…
А потом 'Советская Киргизия', набирая скорость, зарываясь в волну, шла на восток, навстречу первому снегопаду осенью того года.
Мы с капитаном прогулялись по шаткой палубе, спустились в машинное отделение, тесное, как и все здесь. Запечатлелось случайное: по столу, обитому с краев рейкой, метались округлые стальные предметы. Запомнился и короткий диалог по этому поводу между капитаном и механиком.
? Что это?
? Да так, игрушка.
Капитан не принял всерьез ответ. А я почему-то сразу поверил в искренность слов механика, позже, в столовой, думал: 'Мужики, а сколько детскости!' Капитан вычитывал бумаги с цифрами, не теряя нить беседы со мной. На кухне громко говорили девушка и Замир.
? Это кто? – спрашивала девушка озорно. ? 'На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна. И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим одета, как ризой она'. Кто автор?
? Разве все упомнишь? Знакомые слова ? это да...
? У тебя ни воображения, ни памяти, ? смеялась девушка. ? Вот картошку ? молоток! ? научился чистить на пять.
? Предположим, не только картошку, ? отвечал Замир, намекая на достоинства, безусловно, более значительные, чем воображение, эрудиция, знание и понимание поэзии и тем более умение чистить картошку.
Капитан, наверное, догадавшись, что беседа на кухне раздваивает внимание гостя ? говорил о нынешних делах 'Советской Киргизии', содержании рейсов, коллективе, планах, подробностях реализации планов, о социалистических обязательствах и о их реализации, о рабочем климате на пароходстве, о роли климата в системе народного хозяйства, области вообще ? словом, разговор складывался серьезный, и капитан, увидев мое состояние, то, как изредка я, бросал взгляды на перегородку, отделявшую столовую от кухни, не утерпел и то ли цыкнул, то ли позвал, а когда вошла девушка, смягчился, произнес:
? Лучше бы организовала кофейку, Сонечка. Девушка вскоре вернулась, разлила дымящийся кофе, сказала:
? Рано что-то пожаловала зима.
Мы обернулись к иллюминатору, будто желая увериться в справедливости сказанного. На цыпочках из кухни мимо нас проскользнул Замир. Углубившись в свое, принялись за кофе. Что-то в девушке промелькнуло знакомое ? стал невольно перебирать в памяти.
? Девчонка недавно к нам пришла. После техникума. И уже решила уйти, ? первым прервал паузу капитан. ? И знаете ли, правильное решение: море ? дело сугубо мужское. Да и в техникуме, надо полагать, учили не кулинарному искусству. Она намерена, слышал, податься в педагогический институт ? потому и мучает ребят стихами, заметили? А в море уговорила ее мама. Серафима Устиновна. Тетя Сима. Живая реликвия нашего Приозерного пароходства. ? Капитан сдержанно улыбнулся. ? Шутка ли! Четверть века проработала на 'Советской Киргизии'.
Капитан рассказывал, а я слушал, думал о девчонке-матросе, прикидывал: 'Стало быть, рыбачинская. Коренная. Видеть ее мог разве что в Рыбачьем ? но возможно ли такое, если здесь, в Рыбачьем, бываю только проездами с получасовой остановкой экспресса на автовокзале...'
? Оставлю вас: извините ? служба. Надумаете выйти на воздух, поберегитесь: скользко ? чего проще оступиться...
Капитан вышел.
Снегопад приутих, предсказание о шторме не сбылось, я чувствовал себя, вопреки ожиданию, неплохо. А ведь в пути пробыли около четырех часов ? значит, где-то в темно-серой полосе, проявившейся слева по ходу, находилась Карповка. Так сказать, отчий дом. Долго вглядывался, пытаясь в темно-серой массе увидеть желтое пятно-обвалину, но то ли из-за тумана, то ли из-за надвигавшихся сумерек усмотреть его в горах не удалось...
Утром следующего дня я проснулся в гостинице в хорошем настроении, не догадываясь, что не пройдет и часа, как автобус-экспресс помчит меня назад, из Пржевальска, домой. Случилось вот что.
