арьергарде. Но и тогда разгромить, втоптать в землю, рассеять петровские батальоны им не удавалось. Русские благополучно ускользали, успевая разрушить и запалить все, что могло бы пригодиться наступающим, — от «стоячего в полях хлеба» до «строения всякого… чтоб не было оному [шведам. — И.А.] пристанища».

Переправа через Днепр у Могилева заставила Петра поверить в то, что Карл намеревался идти прямо на Москву. Это не было неожиданностью. Собственно, считаясь с особенностями стратегии Карла, склонного к оптимальным решениям, этого решения более всего ожидали. Города-крепости, лежавшие на смоленском пути, были приготовлены к осадам, гарнизонам в них строго-настрого было приказано «борониться до крайней меры». Но, как водится в подобных случаях, всегда можно было найти упущения. Петр приказывает царевичу Алексею срочно ехать в Дорогобуж и Вязьму и готовить склады продовольствия для армии: это ведь неприятель должен испытывать недостаток, а не его разрушавшая все на пути отступления армия.

Однако Карл не пошел прямо на Смоленск. Стараясь обойти левый фланг русского войска, он все время забирал южнее.

«Неприятельские обороты» не оставались незамеченными. Сделано было все, чтобы опередить неприятеля и сорвать его намерения. Опережая шведов, к реке Сож устремились драгуны Меншикова. На берегах реки начались частые перестрелки. У Черикова в одной из них принял участие король. Меткими выстрелами из мушкета он выбил из седла нескольких драгун. Ему отвечали, но пока кровавая забава сошла Карлу XII с рук. Поскольку русские пули пролетели мимо, тогда как пули короля находили цель, происшедшее было признано веселой потехой, призванной взбодрить заскучавшего без опасностей монарха.

Из Черикова 22 августа шведы резко повернули на север, на Мстиславль-Смоленск. Как бы ни оценивался этот маневр — то ли возвращение к старому плану наступления на Смоленск, то ли как попытка прикрыть Лифляндский корпус, — русское командование тотчас осуществило свои контрмеры, переместив главные силы в район Кричева-Мстиславля.

28 августа (7 сентября) шведы стали лагерем в местечке Молятичи. В трех верстах от главной квартиры разбил свой бивак генерал-майор Росс, под началом которого оказались 4 пехотных и 1 кавалерийский полк (около 5 тыс. человек). Уязвимость позиции Росса — оторванность от армии — не ускользнула от внимания Петра. В царской ставке решено было напасть на генерала. Операция строилась на знании психологии противника — шведы не ожидают нападения — и условиях местности. Конечно, три версты, отделявшие Росса от короля, не бог весть какое расстояние. Однако быстро преодолеть его, когда на пути лежит речушка Черная Натопа с вязкой, вдоволь напоенной дождями поймой, было крайне трудно. Ранним утром 30 августа восемь батальонов генерала М. М. Голицына «по груди в воде» перешли Белую Натопу и обрушились на противника.

Карл Росс был генералом из невезучих — у села Доброе ему придется уступить Голицыну, позднее из Опошни уносить ноги от Меншикова и, наконец, в Полтавском сражении быть первым разбитым и обращенным в бегство шведским генералом. Надо полагать, что цепь этих неудач внушит в конце концов Россу уважение к противнику. Но до 30 августа он явно пренебрегал русскими. Охранение в его отряде было поставлено из рук вон плохо, хотя незадолго до боя перебежчик предупредил его о нападении. Похоже, что генерал просто отмахнулся от этого известия — русские напасть не посмеют.

Посмели. В результате появление батальонов Голицына стало для Росса полной неожиданностью. Шведам еще повезло, что отправленные в обход драгуны Пфлуга увязли в трясине и не сумели навалиться на них с фланга. Тем не менее и без драгун солдаты Голицына «с помоштию Божиею [шведов. — И.А.] с поля збили» (Петр I).

С первыми выстрелами Карл поднял по тревоге полки в Молятичах и кинулся выручать Росса. Однако, как ни хороши были его солдаты, у них не было крыльев, чтобы перелететь через топи. Войска шли скорым шагом, а далеко впереди (!) в окружении своих 40 драбантов — телохранителей скакал Карл XII. То был редкий случай, когда ему ничего не оставалось делать, как в продолжение двух часов жадно прислушиваться к отзвукам близкой канонады и гадать, чем же все кончилось.

Бой с главными силами не входил в планы русского командования. Голицын уклонился от схватки с королем и организованно отошел, прихватив все еще редкие для этой компании трофеи — шесть шведских знамен и три орудия.

По числу участников и напряжению бой при Добром уступал Головчинскому сражению. Тем не менее для Петра действия русских войск пролились целебным бальзамом на свежую рану. Войска проявили себя с наилучшей стороны. «Я, как и почал служить, такого огня и порядочного действа от наших солдат не слыхал и не видел», — поспешил обрадовать царь Ф. Апраксина. О том же он писал и Екатерине, прибегая, по своему обыкновению, к шутливому тону: «…Я как стал служить, такой игрушки не видал. Аднакож сей танец в очах горячего Карлуса изрядно станцевали».

Петр, конечно, не отказал себя в удовольствии словесно обыграть случившиеся: поскольку русские части выступили из села Доброе, то сражение при Добром было признано первым «добрым» предзнаменованием грядущего разгрома шведов. Шведы по этому поводу придерживались иного мнения. Однако и им пришлось признать, что русские осмелели настолько, что могут напасть на главные силы первыми.

Не один Петр отметил образцовое поведение русских войск в бою. Принятый на русскую дипломатическую службу И. Г. Урбих писал знаменитому философу Лейбницу: шведскому королю, если он не хочет гибели, разумнее всего «подумать о мире, возвратив царю то, что прежде ему принадлежало». Послание завершало невеселое заключение: если Карл опоздает с миром, то «ни его армия, ни он никогда не возвратятся живыми в Швецию». Пророчество сбылось ровно наполовину, причем с точки зрения военного противостояния на половину главную. Карл в Швецию вернулся, но без армии, голым королем.

В сентябре во время наступления на Смоленск Карл XII едва не погиб. У местечка Раевка, следуя во главе Эстьётского кавалерийского полка, он наткнулся на драгун генерала Бауэра. Король тотчас же бросился в атаку, успев только послать адъютанта за подкреплением. Рубка была жаркой. Против обыкновения, русские драгуны не подались назад и приняли удар. Скакавший следом за королем генерал Тюре Хорд был убит, остальные или отстали, или были выбиты из седел. Очень скоро Карлу пришлось в одиночестве отбиваться от наседавших драгун. Не подоспей в последний момент полковник фон Дальдорф со Смоландским полком, дело могло бы кончиться очень печально. Даже перспектива плена кажется проблематичной — Карл XII был не из тех, кто добровольно складывал оружие.

С освобождением короля рубка прекратилась. Дальнейшее генерал Бауэр описывал так: шведские и русские кавалеристы, разделенный речкой, стояли с полчаса друг против друга, причем так близко, что могли пустить в ход пистолеты. Но перестрелки не было: король строил своих людей, Бауэр своих, и… все. Картина получается, совсем не характерная для всегда атакующего Карла XII. Похоже, что случившееся даже его заставило внести коррективы в исповедуемые принципы: надо атаковать русских, когда можно их атаковать.

10 сентября передовые части достигли местечка Стариши. Отсюда до Смоленска оставалось не более двух-трех переходов. Посланные вперед разъезды доносили о выжженных дотла деревнях. Впрочем, об этом нетрудно было догадаться и без этих докладов: густые столбы дыма со всех сторон опоясывали шведскую армию. Двигаться «голодным и разоренным краем» на сильно укрепленный Смоленск, имея проблемы с продовольствием, фуражом и огненными припасами, было просто безумием. Даже Карл заколебался. Кажется, впервые за всю кампанию на прямой вопрос Юленкруга, что делать дальше, король не спрятался за глубокомысленное молчание. Он признался, что «у него нет никакого плана». Это означало, что мысль о наступлении на Смоленск им окончательно оставлена, новый же план пока не созрел. Главное, впрочем, заключалось не в отсутствии планов, а в ограниченном числе вариантов. Пятившиеся русские так стеснили победоносно шествующее королевское войско, что свели возможности выбора до минимума. Карлу оставалось либо ждать Левенгаупта с его огромным и таким нужным обозом, либо прорываться на юг, в еще, быть может, не разоренные места. В последнем случае даже появлялись варианты движения. Первый: на Северскую землю с выходом к Брянску-Калуге, а затем к Москве. Второй: на Украину, где армию должен был встретить дружественный Мазепа, обещавший провиант, огненные припасы и зимние квартиры. Вообще мысль об Украине была Карлу по сердцу. Как мы помним, король мнил себя бичом Божьим, предназначение которого — карать преступных монархов, каким оставался для него Петр.