Через четыре дня (7 (18) июля) Карл XII стремительным броском занял Могилев. Не пришедшая в себя после головчинского поражения армия Петра дала сбой: Могилев попал в руки шведов с припасами (пускай и незначительными) и не разрушенными переправами через Днепр. Тем не менее Карл не двинулся дальше и простоял в городе и его окрестностях около месяца. Большой нужды в отдыхе не было — войска и без того передвигались короткими бросками. Зато ощущалась острая нужда в провианте, сбором которого занялись партии фуражиров. Однако ни то, что было захвачено в Могилеве, ни то, что удалось собрать или, точнее, наскрести в окрестных деревнях, проблему снабжения решить не могло. Рассылаемые во все стороны команды чаще всего возвращались ни с чем, а то и вовсе бесследно исчезали в белорусских чащобах. «Поизнуженные» шведские солдаты принуждены были собирать и обмолачивать недозревшее зерно и выпекать из него мало пригодный в пищу хлеб. Из-за плохой пищи и непогоды шведов стали донимать болезни. Ветераны печально усмехались по поводу трех «лекарей» — водки, чеснока и смерти, которые «излечивали», каждый на свой манер, раненых и больных.

«Могилевское стояние» не было безмятежным. Отряды казаков, переправляясь через Днепр, постоянно тревожили аванпосты. В одну из таких вылазок в Смольянах был захвачен генерал-адъютант Карла XII, генерал Канифер. Он был привезен в штаб-квартиру в Горках. Генерал, успевший к моменту пленения поменять трех хозяев, в духе кодекса наемника-кондотьера при расспросе не запирался и выложил только что приехавшему в армию царю все, что знал. А знал он немало. Петр получил подтверждение о силах Карла: 30 пушек, 12 полков пехоты и 15 конницы, всего около 30 тысяч человек; личный состав в полках не полный — свирепствуют болезни; наконец, во всем, и особенно в продовольствии, ощутим недостаток. Однако о главном — о планах короля — генерал-адъютант толком ничего не рассказал. И не потому, что не пожелал. О них он просто ничего не знал. «О королевском намерении ничего он подлинно не ведает, для того что король ни с первыми генералами, ни с министрами о том не советуется, а делает все собою…» Эта оговорка говорливого Канифера отчасти «реабилитирует» скрытность шведского короля. Быть может, он был и не так уж неправ, избегая делиться своими замыслами с окружением, включая «первых генералов».

Между тем самому Карлу XII постоянно приходилось корректировать свои планы из-за трудностей со снабжением армии. Это его сильно раздражало. К такой войне он не был готов. Изменить ситуацию мог Левенгаупт.

Граф Адам Левенгаупт принадлежал к редкой для той поры породе военных интеллектуалов. Студент Лундского, Упсальского, а позднее Ростокского университетов, он защищает диссертацию и первоначально избирает для себя дипломатическое поприще. В качестве дипломата 25-летний граф отправляется в 1684 году в составе шведского посольства в Москву. Кажется, «варварская» Московия произвела на него мрачное впечатление. Однако он сумел составить свое мнение о русских — неприхотливых, набожных и смекалистых людях. Карьера дипломата разочаровывает Левенгаупта, и он резко меняет свой жизненный путь, вступая на военную стезю. Поворот свидетельствует о решительном характере будущего генерала: хотя на стороне графа происхождение и родственные связи в верхах шведской элиты, начинает он свое восхождение с волонтера у курфюрста Баварии в достаточно зрелом возрасте, когда ровесники могут похвастаться патентами старших офицеров. Послужив наемником в европейских армиях, Левенгаупт в конце концов возвращается на родину, где с началом Северной войны и для него открываются хорошие перспективы. И он не упускает их. Воевать ему приходится не на глазах короля, что плохо, а в Лифляндии с ее ограниченными воинскими контингентами и второстепенным значением. Но зато здесь много русских войск, спешивших с удалением в Речь Посполитую Карла XII как можно основательнее разорить «шведскую житницу». В марте 1703 года полковник Левенгаупт с 1405 пехотинцами и кавалеристами при 10 орудиях встречает близ курляндского местечка Салаты русско-литовский отряд, насчитывающий около 5200 человек с 11 орудиями. Союзники остаются верны себе и избирают оборонительную тактику: два стрелецких полка и литовская пехота огораживаются телегами и рогатками, по флангам располагают хоругви. Казалось, имея такое преимущество в людях и местности, русско-литовские войска могли быть спокойны. Но Левенгаупт идет в решительную атаку и опрокидывает неприятеля. Литовцы бегут, стрельцы отчаянно отбиваются, но против регулярных солдат устоять не могут. Все заканчивается их избиением. Победителям достаются 11 пушек и масса знамен и значков. Потери Левенгаупта составили менее 300 убитых и раненых. Столь славная победа, к большому удовольствию короля, на время заткнула рты всем, кто был недоволен его удалением от шведской Прибалтики. Левенгаупт получил звание генерал-майора и должность вице-губернатора, а позднее и губернатора Курляндии.

В последующем графу уже не предоставлялась возможность столь же громко заявить о себе, как это было в 1703 году. Сил хватало, только чтобы отбиться от русских. Тем не менее карьера складывалась вполне удачно, и к 1708 году он уже был генералом от инфантерии.

С переносом тяжести военных действий на восток ситуация для Левенгаупта изменилась. Появление здесь самого короля открыло новые возможности отличиться. Правда, Карл XII не особенно жаловал генерала-латиниста, но дисциплинированный Левенгаупт не сетовал и готов был действовать как самостоятельно, так и под началом короля. Оставалось лишь ждать решение Карла. И оно последовало. В начале июля Левенгаупту было приказано идти на соединение с главной армией. Помимо пехоты, кавалерии и 16 орудий, генерал должен был привести с собой восемь тысяч повозок, доверху нагруженных огневыми припасами, воинским снаряжением и продовольствием натри месяца^{12} . Этого должно было хватить на то, чтобы спущенная с короткого поводка армия дошла по «оголоженной» территории до самой Москвы.

Но генерал запаздывал. Причина тому — огромный и неповоротливый обоз, сковывающий по рукам и ногам Левенгаупта. По дорогам Литовского княжества тащились около 32 тысяч обозных лошадей. И это не считая лошадей, находившихся в строевых частях и тащивших полковые обозы. Цифры здесь почти удваиваются, достигая в общей сложности 62 тысяч лошадей. Похоже, что, назначая время рандеву, Карл XII сильно преувеличил возможности Левенгаупта и его корпуса. Он же отчасти сам и стал жертвой собственного заблуждения. «Могилевское стояние» затягивалось. Истекало бесценное летнее время. Саперы уже успели навести мосты через Днепр, фуражиры — опустошить все найденные зерновые ямы. Левенгаупт не появлялся. Запасы продовольствия заканчивались, и с ними — терпение Карла. Чтобы прокормить армию, следовало искать новые, «неопустошенные» места. Стоя в шаге от российских рубежей, Карл и мысли не допускал, что станет искать их позади себя, в уже завоеванной и… союзной Речи Посполитой. В начале августа был отдан приказ о выступлении. Войска перешли Днепр. Теперь Левенгаупту с обозом предстояло догонять армию на марше.

Начался очередной тур погони за русской армией. Казалось, что моментами Карлу удавалось настигнуть своего отступающего преследователя. Шведы врывались в поспешно оставленные русские биваки, где еще дымились кострища, вступали в перестрелку с русскими драгунами, оставленными в