7 мая корабли «Гедан» и «Астрил» были атакованы 30 лодками с солдатами. Половиной лодок командовал Петр, другой — Меншиков. У шведов в сумме было 18 пушек, по 9 орудий на борт — не так уж и мало, чтобы отразить абордажные партии. Однако лодки налетели столь неожиданно, что неприятель не воспользовался выгодами своего положения. Корабли были взяты «на шпагу». Поскольку шведы «пардон зело поздно закричали», сгоряча многих покололи.

Петр был чрезвычайно горд победой. По его приказу Тихон Стрешнев должен был сыскать в архиве Разряда упоминание об аналогичных случаях в отечественной истории. К удовольствию царя, боярин сообщил, что искать «нечево, примеров таких нет». Это было не совсем точно. Чуть меньше пятидесяти лет назад донские казаки именно так захватили недалеко от этого места, у острова Котлина, будущего Кронштадта, шведскую галеру. На Черном море запорожские и донские казаки на своих легкокрылых стругах-чайках также не раз брали на абордаж турецкие каторги. Но сказанное вовсе не умаляет совершенного солдатами и офицерами 7 мая 1703 года. Петр с чистой совестью мог приказать вычеканить памятную медаль с надписью: «Не бываемое бывает».

За захват шведских кораблей Петр и Меншиков получили ордена Андрея Первозванного. «Хоть и недостойны, однако ж от господина фельдмаршала и адмирала мы с господином поручиком (Меншиковым) учинены кавалерами святого Андрея», — писал Петр. Как мы помним, высший орден первым получил Головин. Затем кавалерами стали гетман Мазепа и Шереметев. Что касается царя, то он сам отложил свое награждение «впредь до случая». Теперь случай представился, и царь надел синюю ленту за дело, в котором взаправду рисковал жизнью. В дальнейшем его венценосные преемники станут получать Андрея Первозванного при рождении, только потому, что соизволили появиться на свет в императорском семействе. В этом большая разница. Петр служил и получал заслуженные награды. Его наследники просто награждались.

Май 1703 года оказался богат на события. Устье Невы сразу привлекло внимание царя своим стратегическим положением — самая восточная точка Финского залива, близкая к русским границам. «Господь Бог заключительное место сие даровал», — объявил Петр после взятия Ниеншанца. Теперь он решил закрепиться на этом «заключительном месте». Но где? Ниеншанц был сразу отвергнут. Невелик, далек от моря, «место не гораздо крепко от натуры». Надо было найти что-то получше.

Поиск подходящего места потребовал немалых трудов. Феофан Прокопович позднее сообщал о том, что царь старательно обследовал берега Невы. Не обошлось «без совета и прочих, в деле том искусных». Свой выбор царь остановил на острове Яниссаари, что в переводе с финского значит Заячий остров. Было еще одно название, шведское — Люст-Эйланд — Веселый остров. Если вспомнить, что в казематах построенной здесь Петропавловской крепости станут томиться декабристы и прочие «государственные преступники», то шведский вариант приобретает жутковатый оттенок.

16 мая на острове была заложена крепость, с которой и начнет отсчет своего существования Санкт- Петербург, будущая столица Российской империи. Крепость должна была иметь шесть бастионов, за возведением которых следили А. Д. Меншиков, Н. Ю. Трубецкой, Н. М. Зотов, Г. И. Головкин, К. А. Нарышкин. Едва ли это их обрадовало. Ведь каждому приходилось отвечать за возведение своего бастиона. Сам Петр остался верен себе, взвалив на свои плечи шестую часть работ. Он возводил бастион, названный Государев или Капитанский. Земли под бастионы не хватало, и ее пришлось отвоевывать у Невы и болотистой низменности. Для этого били сваи и ставили вплотную друг к другу срубы. Срубы заполняли камнями и землей, моля Бога, чтобы вода не размыла, а илистая почва не поглотила их. Поистине, Петр приближался к заветной мечте о создании собственной Голландии, жители которой вели постоянную борьбу с водной стихией за жизненное пространство. Вот только голландцы принуждены были это делать из-за малоземелья, чего никак нельзя было сказать о России.

29 июня 1703 года, в день Святых апостолов Петра и Павла город официально получил свое имя — Санкт-Петербург. Это событие дало основание некоторым историкам считать именно 29 июня началом Петербурга. Заметим, что для людей того времени церемония освящения имела несравненно большее значение, чем почитаемая нами дата основания. Название — Петербург — утвердилось не сразу. В первые месяцы в обиходе использовались и другие, «конкурирующие» названия города: Петрополь, Питерполь, S. Петрополис. Сам Петр называл город по-разному, чаще всего на голландский манер — Санкт-Питербурх. История превращения Санкт-Питербурхав Санкт-Петербург, по признанию историков, прослеживается плохо.

В честь кого был назван город? На берегах Невы основывался город Святого Петра. Имя святого приоритетно, хотя привычное для многих толкование Петербурга как города Петра I также имеет под собой почву, ведь апостол Петр был небесным покровителем царя-реформатора. Современники также склонялись к такой «двойственной» трактовке: автор заметки в «Ведомостях» (октябрь 1703 года) писал об основании царем на берегу Невы крепости «на свое государское имянование».

Обращение к апостолу Петру имело глубинные смыслы. Это было напоминание о Риме, что вполне укладывалось в уходящую в прошлое доктрину о Москве — Третьем Риме. Как водится при Петре, традиционализм имел ощутимо новационный привкус. Ведь прежде упор делался все же на Второй Рим, «столицу» православного мира — Константинополь. Первый же Рим более ассоциировался с имперскими традициями, не столь актуальными в предыдущих столетиях. Но времена изменились. Именно имперское начало стало приобретать при Петре доминирующее значение. Петербург в этом движении — то, что следует отнести к началу, провозглашение же Петра императором, а Московское государство Российской империей — апофеоз. Но, опять же, между «началом» и «апофеозом» лежала Полтава, без которой пройти этот путь едва ли было возможно.

Новый город, который шведы не без основания именовали не иначе как «барачным», был уязвим. Особенно большая опасность исходила с моря, на котором безраздельно господствовали шведы. Уже осенью 1703 года, как только устье Невы покинула эскадра шведского адмирала Нумерса, Петр принялся за возведение береговых батарей. Внимание царя привлек остров Котлин — будущий Кронштадт. Но еще до строительства укреплений на Котлине решено было перекрыть фарватер, используя песчаные отмели южного берега Финского залива. Здесь зимой 1703–1704 годов насыпали нечто вроде острова (в ход пошли все те же срубы-ряжи, собранные прямо на льду), на котором выстроили форт Кроншлот. Его 14 пушек вместе с 60 пушками, установленными позднее на Котлине — Кронштадте должны были отваживать от Санкт-Петербурга непрошеных гостей. Петр, по своему обыкновению, итог всех этих усилий свел к афористичной фразе: «Теперь Кронштадт в такое приведен состояние, что неприятель в море близко появиться не смеет. Инако расшибем корабли в щепы. В Петербурге спать будем спокойно».

На самом деле спать спокойно долго не удавалось. Первые месяцы жизни Петербурга протекали под несмолкаемые орудийные залпы. Русские войска продолжали отвоевывать у шведов близлежащие крепости. 27 мая 1704 года пал Ямбург. За ним пришла очередь Копорья. В июле было отражено нападение шведов на Санкт-Петербург и заложена Олонецкая верфь. В итоге небо над Москвою не раз расчерчивалось огнями фейерверков, а кремлевские башни украшались трофейными знаменами. Петр приучал не только к тяготам, но и к победам. Однако в роскошном ожерелье из захваченных крепостей не хватало двух главных жемчужин — Нарвы и Дерпта.

Нарва нужна была Петру не просто для того, чтобы смыть недавний позор. Важнее было закрепиться во вновь завоеванных землях, что трудно было сделать, не овладев этой крепостью и Дерптом. К тому же приходилось спешить из-за тревожных известий, приходящих из Речи Посполитой. Август II мог лишиться польской короны и пойти на мир со шведами. Нетрудно было догадаться, что последует за этим: сам Карл XII пожалует в гости.

В мае 1704 года русские полки подошли к Нарве. Гарнизон встретил их жестоким огнем и вылазками. Но если шведы думали, что имеют дело с прежней армией, то они сильно ошибались. Прозрение наступило достаточно быстро. «Видно было, что они намерены добиться своего, невзирая ни на какие потери», — признался один из шведских офицеров.

Одновременно был осажден Дерпт (теперь хватало сил сразу на две крепости). Приехавший наблюдать за осадой Петр был крайне недоволен деятельностью Шереметева. Вместо того чтобы сосредоточить всю мощь осадных орудий против слабых стен на юге, фельдмаршал обрушил огонь на сильные северные бастионы. Борис Петрович стал оправдываться тем, что при атаке с юга придется преодолевать низменный заболоченный участок, в котором солдаты увязнут. Петр не принял объяснений. План Шереметева был подвергнут резкой критике, об остроте которой можно лишь догадываться по злому