штурму — пустить в небо две ракеты.

Было около двух часов пополудни. Под барабанный бой и клич «С нами Бог!» шведы кинулись в атаку. Словно подыгрывая им, в лицо русским солдатам и артиллеристам неожидано ударил заряд снега. Шведские гренадеры, шедшие в головах колонн, закидали рвы фашинами и разметали «испанские рогатки». Суматошный огонь русских — видимость упала до 30 шагов — не остановил атакующих. Быстрота и слаженность сделали свое дело: шведы с ходу преодолели укрепления и обрушились на стоявшие за ними полки И. Ю. Трубецкого. Удар двух колонн был направлен так, чтобы отрезать фланги от центра, что и удалось сделать.

Для любой армии прорыв боевых порядков — тягчайшее испытание. Спасение в одном — в стойкости войск и энергичных ответных мерах. Но такое по плечу лишь закаленным и опытным воинам. Петровская армия ни тем, ни другим похвастаться не могла. Тем более что командование быстро потеряло управление войсками, а растерявшиеся офицеры просто не знали, как следует поступать в подобной ситуации. Однако паника охватила далеко не все части. Там, где удавалось сохранить строй, солдаты продолжали драться; там, где шеренги разламывались и рассыпались пятились и бежали. Пытаясь спастись, некоторые падали и притворялись убитыми. Разгадавшие эту хитрость, разъяренные шведы протыкали штыками и шпагами всех лежавших.

Королю удалось взломать оборону на сравнительно узком участке фронта. Целые полки русских оказались в стороне от боя. Учитывая, что у Карла почти не осталось резервов, вмешательство свежих русских частей могло поставить шведов в трудное положение. Однако отсутствие единого командования, а главное, стремления и воли предпринять что-то решительное, способное переломить сражение, парализовало русскую армию. Когда сбитая с валов дивизия Вейде подалась влево и потеснила конницу Шереметева, последний, вместо того чтобы попытаться зайти шведам во фланг и тыл, повернул к Нарове. Добраться до моста, где уже кипел бой, дворянские сотни не решились. Зато у них хватило храбрости перебраться через реку в том месте, где она, обтекая острова, казалась мельче. Переправа дорого обошлась Борису Петровичу. Утонули до тысячи всадников. Позднее Карл XII признавался, что «смелый маневр» Шереметева вырвал у него вздох облегчения: «Я ничего так не боялся, как русской кавалерии, чтоб она сзади не наступала, однако ж они мне такую любовь сделали, что назад чрез реку на лошадях переплыли».

Левая колонна шведов погнала солдат Трубецкого к единственному мосту через Нарову. Смятение было невероятное. На мосту произошла такая давка, что о каком-то порядке не приходилось и думать. Под тяжестью отступавших настил моста не выдержал и надломился. Известие об этом усилило панику. Казалось, теперь уже нигде нельзя было найти спасение! Кто-то кидался в холодную волу и тонул. Но вскоре шведы наткнулись на боевые порядки двух гвардейских полков, которые в отличие от частей дивизии Трубецкого и Головина не собирались бежать. Огородившись повозками — здесь располагался артиллерийский парк армии, — семеновцы и преображенцы отразили противника. Заслышав сильную перестрелку, Карл XII в одиночестве поскакал на выстрелы и едва не погиб — вместе с лошадью завяз в болоте. Подоспевшие драбанты с трудом вытащили короля, оставившего в болоте шпагу и сапог. Несмотря на это происшествие, Карл примчался к месту боя и в одном сапоге возглавил атаку своих гренадер. Вид его в этот момент был, по-видимому, довольно комичный. Вообще надо признать, что с сапогами Карлу XII сильно не везло. Под Нарвой ему пришлось щеголять в одном сапоге. Накануне Полтавы получить в сапог пулю. После возвращения из Турции в прибалтийские владения Швеции — пересекал Карл Европу в бешеной скачке, почти не покидая седла, — король смог снять сапоги, только их разрезав, так распухли ноги. Словом, между королем и сапогами была явная… несовместимость. А между тем Карл обожал высокие сапоги с большими шпорами, один вид которых должен был подчеркнуть его готовность в любую минуту дня и ночи совершать героические поступки.

Чтобы сломить семеновцев и преображенцев, Карл приказал перебросить с правого фланга гвардейцев. Но и их появление не внесло перелома. Именно тогда прозвучала уважительная фраза короля в адрес своего противника: «Каковы мужики!»

История умалчивает о том, как де Круа пытался руководить сражением. Зато абсолютно точно известно, что вскоре после начала битвы фельдмаршал со своим штабом отправился к королю сдаваться. Очевидцы не преминули поведать, что герцог явился в весьма импозантном виде — в красном плаще, одна нога была обута в щегольской французский сапог, другая — в сапог русский (опять сапоги!). Сколь правдиво это утверждение, иллюстрирующее размеры паники, охватившей войско и его главнокомандующего, трудно сказать. Но любопытно знать, как комментировали бы современники и потомки внешний вид де Круа, окажись он — представим на мгновение невозможное — победителем?

Карл XII встретил фельдмаршала далеко не радушно. Будучи смельчаком, он призирал трусость в любом ее проявлении. Герцог был взят под «жестокий арест». Так уж случилось, что в нашем сознании де Круа никак не ассоциируется с понятием «свой». Между тем формально он — первый в отечественной истории фельдмаршал на русской службе, плененный неприятелем.

Как уже отмечалось, далеко не все части поддались панике. Пример показали уже упомянутые преображенцы и семеновцы. На левом фланге сохранили свою боеспособность полки дивизии генерала Вейде. К вечеру они даже потеснили противника, хотя успех развить не сумели — сказалась не столько усталость, сколько отсутствие связи с другими частями.

Осенние ранние сумерки развели сражавшихся. Не обошлось, однако, без досадного для шведов недоразумения: один из батальонов, «щеголявший» трофейными знаменами, был обстрелян своими же — шведы, не разобравшись, посчитали, что русские перешли в контрнаступление.

Между тем исход сражения, как это ни странно, не был до конца ясен. Несмотря на очевидные успехи, шведский генералитет с большим опасением ждал рассвета. Численность русских казалась неисчерпаемой, тогда как сами победители были на пределе физических возможностей. Что, если завтра русские, не те, что побежали, а те, что сражаются, убедятся в малочисленности неприятеля и воспрянут духом? Беспокойство шведов заметно поубавилось бы, узнай они о настроениях в русском лагере. Здесь царили глубокое уныние и растерянность.

Назывались имена плененных генералов и старших офицеров, число разгромленных частей. Связь с полками Вейде не была установлена, из-за чего все считали и их разбитыми. Так что свои потери казались огромными, мощь шведов неодолимой. Складывалась своеобразная ситуация, когда каждая из сторон преувеличивала возможности противника. В этой ситуации преимущество получал тот, кто владел инициативой. Инициатива была у Карла. Новоявленный «Александр Севера» не стал дожидаться утра. Он приказал затащить орудия на гребни захваченных укреплений и начать обстрел вагенбурга гвардейцев. В русском лагере было признано за лучшее начать переговоры с королем. Но какие могли быть переговоры с человеком, который после Травентальского мира признавал лишь один язык — язык ультиматума? Карл XII продиктовал условия, ни на минуту не дав царским генералам повода усомниться в своем праве поступать таким образом. Русским разрешено было покинуть лагерь со знаменами и стрелковым оружием. Артиллерия, воинские припасы доставались победителю. Условия были приняты, и рано утром по наскоро восстановленному мосту семеновцы и преображенцы вместе с солдатами из дивизии Головина перешли реку Нарову. Поскольку шведы выявили случаи нарушения соглашения, Карл XII приказал отобрать знамена и разоружить двинувшиеся следом части Трубецкого и Вейде. При этом были задержаны все офицеры и генералы — около 700 человек.

Последствия «злосчастной Нарвы» казались катастрофическими. Из 35–40 тысяч человек к своим вырвались около 23 тысяч человек. Потери составили 6–7 тысяч человек, остальные угодили в плен. Шведские данные еще более внушительны. Только в бою русских полегли 8 тысяч человек. В плен попали 18 генералов, в том числе Автомон Головин, Иван Трубецкой, Адам Вейде, князь Василий Долгорукий. Первым двум пришлось ждать своего освобождения до 1718 года, покуда их не обменяли на плененного под Полтавой фельдмаршала, графа Реншильда. Старших офицеров — командиров полков и батальонов — оказалась в плену около 60 человек. К этому стоит добавить колоссальные материальные потери, включая вооружение и всю артиллерию. Собственные потери шведы ограничили куда более скромными цифрами — менее 700 убитых и 1247 раненых.

Престиж России, и без того невысокий, рухнул в одночасье. Шведы и их союзники, в первую очередь французские дипломаты, выжали из нарвской победы все возможное и невозможное. Карл XII был возведен в ранг нового Александра Македонского. Причем не только своими. В неординарных решениях молодого