осели, жирея и радуясь награбленному добру. Галантность баронов, их окропленные душистой водой волосы и ниспадающие шелковые одежды не могли скрыть от Бейбарса грязь, принесенную из Вечерних стран, которую не сможет смыть все мыло Палестины.

Он возразил Кутузу:

— Я предпочел бы воевать с франками, мой повелитель, а не обмениваться посланиями.

Кутуз побарабанил пальцами по подлокотнику ложа.

— Эмир, пока нам лучше сосредоточить силы на одном враге. Монголы должны заплатить сполна за нанесенное мне оскорбление.

— И за восемьдесят тысяч мусульман, убитых ими в Багдаде, — добавил Бейбарс.

— Конечно, — помолчав, ответил Кутуз. Он осушил кубок и протянул слуге. — Но франки всегда относились ко мне с почтением.

— Они оказывают тебе почести, мой повелитель, потому что хотят вернуть земли, захваченные монголами. Не желая поднимать свои мечи, они позволяют нам сражаться за их земли.

Бейбарс спокойно выдержал взгляд Кутуза. В шатре повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь шагами слуг и приглушенным шумом лагеря. Султан первым отвел глаза.

— Ты получил приказ, эмир.

Бейбарс промолчал. Придет время, и Кутуз поймет важность его предложений.

— А как же с наградой, мой повелитель?

Кутуз одобрительно кивнул и откинулся на подушки. Напряжение в шатре мгновенно испарилось.

— Ты заслужил щедрую награду, Бейбарс. — Он кивнул одному из советников: — Пусть наполнят сундук с золотом для эмира.

— Но не золота я взыскую, мой повелитель.

Кутуз нахмурился:

— Нет? Тогда чего же ты хочешь?

— Стать правителем Алеппо, мой повелитель.

Кутуз долго молчал. Сзади советники беспокойно переминались с ноги на ногу.

— Ты просишь город, который во власти монголов?

— Это продлится не очень долго, мой повелитель. Мы разгромили одну треть их войска и двинемся дальше.

Улыбка Кутуза растаяла.

— Что за игру ты затеял?

— Это не игра, мой повелитель.

— Почему ты просишь такую награду? Что будешь делать с Алеппо, имея самым заветным желанием повести мою армию против христиан?

— Положение правителя этому не мешает.

Кутуз скрестил на груди руки.

— Эмир, я не понимаю, почему ты желаешь получить в правление город, с которым у тебя связано много тяжелых воспоминаний?

Бейбарс замер. Он знал, что Кутузу известно о каждом приближенном почти все, но не ожидал, что ищейки султана разнюхали и о его пребывании в Алеппо.

Кутуз чуть улыбнулся, довольный, что надавил на больное место.

— Я служу с восемнадцати лет, сначала твоим предшественникам, а теперь тебе, вселяя страх во врагов ислама. — Низкий глубокий голос Бейбарса заполнил шатер. Приближенные и слуги замерли. — В битве при Хербии я вел передовой отряд, и мы убили пять тысяч христиан. У Мансуры я участвовал в пленении короля франков Людовика, где мой отряд убил три сотни его лучших рыцарей.

— Я благодарен за все для меня сделанное, эмир Бейбарс, но боюсь, что не смогу пожаловать тебе этот город, даже если он станет моим.

— Так где же твоя благодарность, мой повелитель? — Бейбарс с трудом сдерживался. — Ведь я помог тебе стать султаном.

Кутуз быстро поднялся с ложа, сбрасывая подушки.

— Ты забылся, эмир! Видно, Аллах лишил тебя разума! — Он поднялся на возвышение и уселся на трон, ухватившись за львиные головы.

— Прости меня, повелитель, но, думаю, я заслужил такую награду.

— Прочь с глаз моих! — бросил Кутуз. — Иди и поразмышляй в одиночестве над тем, как подобает атабеку разговаривать с султаном. Ты никогда не получишь Алеппо, Бейбарс. Ты меня слышал? Никогда!

Краем глаза Бейбарс заметил, как несколько гвардейцев вышли вперед. Кисти на рукоятях сабель. Он заставил себя поклониться Кутузу и стремительно вышел из шатра, крепко сжав в руке свиток.

Бейбарс скакал через лагерь, и мамлюки в страхе разбегались в стороны — такую он излучал ярость. Солнце село. Из ущелья в пурпурное небо взмывали языки пламени. Там горели погребальные костры. Пустыню оглашали веселое пение, смех и женский визг.

Он откинул полог своего шатра. Вошел. К нему двинулся худощавый атабек с простым открытым лицом.

— Привет тебе, эмир! Мы не были рядом во время битвы, но я уже слышал много рассказов о твоей доблести.

Бейбарс передал сабли слуге. Затем обнялся с атабеком.

— В лагере воины не устают славить тебя. — Атабек направился к низкому дивану, к столику, где на блюдце лежали фиги и сдобренное пряностями мясо. — Снимай скорее доспехи, мы отпразднуем победу.

— Нет настроения праздновать, Омар.

— Что-то случилось, эмир?

Бейбарс бросил взгляд на слуг. Один принялся чистить его сабли, двое мешали в жаровне древесный уголь, еще один наливал воду в серебряный таз.

— Оставьте нас.

Слуги мгновенно покинули шатер. Бейбарс швырнул свиток на сундук, сбросил на пол пропитанный кровью плащ, тяжело опустился на диван, схватил кубок с кумысом и сделал большой глоток. Перебродившее кобылье молоко смягчило горло.

Омар сел рядом.

— Так что случилось, садик? Впервые за восемнадцать лет я вижу тебя таким после победы. Кто тебя расстроил?

— Кутуз.

Омар молча выслушал рассказ Бейбарса о разговоре с султаном. Затем покачал головой:

— Кутуз тебя боится. Его раздражает твоя слава атабека. В армии не забыли, как ты участвовал в свержении власти Айюбидов. Кутуз правит всего год, это очень мало. Он боится, ты захочешь больше, получив Алеппо. Захочешь посягнуть на трон.

— Он правильно боится, Омар, — тихо проговорил Бейбарс. Настолько тихо, что Омар подумал, что ослышался.

— Что ты сказал, садик?

Бейбарс вскинул на него глаза:

— Я убью его и посажу на трон более достойного правителя, который ценит своих воинов и поведет их к заслуженной победе.

— Надо отдохнуть, садик, — пробормотал Омар. — Поспи, и гнев утихнет.

Бейбарс встал, задернул полог шатра. Вернулся к дивану.

— Ты самый близкий мне человек, Омар. Почти как брат. Неужели тебя смутили мои слова? Ведь ты присутствовал во время убийства Тураншаха, последнего из Айюбидов. Вот этой рукой я его прикончил. Она не дрогнет и сейчас.

— Да, — тихо ответил Омар. — Я помню.

Он посмотрел в глаза Бейбарсу и понял — его друг решился. Такая же решимость во взгляде горела у него и тогда, десять лет назад.