Уилл оцепенело поднялся с колен. Поднял руки и… тут же опустил. Эврар нахмурился, затем, кажется, понял. Он щелкнул пальцами клирику, ожидавшему с мантией. Клирик нерешительно посмотрел на инспектора, но подошел к Эврару. Тот ему что-то быстро сказал. В зале рыцари забормотали, удивляясь перерыву церемонии, а клирик поспешил в небольшую боковую дверь. Вскоре вернулся с фальчионом. Эврар отдал ему длинный меч, а фальчион, короткий, весь побитый, протянул Уиллу. Тот нахмурил брови, стараясь сдержать наворачивающиеся слезы, тронутый сочувствием капеллана. Затем пристегнул фальчион к поясу.
Эврар протянул ему мантию.
— В этом одеянии ты рождаешься вновь.
Уилл ее развернул. Восьмиконечные кресты на спине и над сердцем были алыми, как вино, кровь или губы Элвин. Он накинул мантию на голые плечи. Она оказалась слегка коротковата. Обычно портной снимает мерку перед церемонией, но сейчас на это не хватило времени. Ничего, он попросит портного ее удлинить. И вообще Уилл не чувствовал, что у него выросли крылья, как он когда-то воображал. Мантия тяжело свисала с плеч и колола кожу.
Эврар скрепил одеяние серебряной булавкой. Затем перекрестил Уилла, пробормотав:
— Я отпускаю тебе грехи. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Инспектор поднялся с трона.
— Ессе quam bonum et quam jocundum habitare fraters in unium.
Когда инспектор закончил псалом, Эврар положил руки на плечи Уилла:
— Напомню тебе слова благословенного Бернара де Клерво. Рыцарь-тамплиер бесстрашен, ибо тело его защищено железом, а душа верой. И его не одолеют ни демон, ни человек. — Капеллан заглянул в глаза Уиллу. — И потому он не страшится смерти. Мы все смотрим на тебя, сэр Уильям Кемпбелл, рыцарь ордена тамплиеров. Пусть Бог сделает так, чтобы ты оказался достойным.
Он поднялся на цыпочки и поцеловал Уилла в губы. Затем все находящиеся в зале собраний капитула один за другим приблизились к нему, чтобы сделать то же самое.
— Как это могло случиться?
Король Франции Людовик IX подался вперед на троне, обращаясь к группе рыцарей. Его голос резонировал в пустом помещении. Столы и скамьи, поставленные в большом зале для выступления трубадура, давно убрали. Лишь на полу в нескольких местах слуги оставили лепестки роз. — Как Сафед мог пасть так быстро?
Ответил инспектор.
— Мой король, в донесении сказано, что Бейбарс предложил сдаться всем местным уроженцам, защищавшим крепость. Он обещал им прощение, без всяких условий. В крепости не осталось людей, чтобы надежно защитить ее стены.
Уилл стоял сзади в группе из шести рыцарей, сопровождавшей инспектора во дворец, наблюдая, как Людовик наклонил свою величественную голову, обрамленную гривой темных волос, кое-где прореженных сединой. Как показалось Уиллу, король молился, закутавшись в алую мантию, отороченную мехом горностая. Крепкий и мускулистый в молодости, Людовик с годами располнел. Пятна и небольшие шрамы на его лице остались после болезней, перенесенных им на Востоке. Кисти рук отекли и покрылись пигментными пятнами. Шестнадцать лет назад король отправился в Седьмой крестовый поход на Святую землю во главе тридцатипятитысячного войска. Одержав ряд побед, он потерпел сокрушительное поражение при Мансуре и с остатками войска был окружен, а затем взят в плен. Выкуп сарацинам заплатила его жена, королева Маргарита.
Взор Уилла вдруг затуманился. Он тщетно пытался стряхнуть оцепенение, не проходившее после посвящения. Когда, закончив совет, инспектор торжественным тоном объявил о включении его в группу для сопровождения во дворец, Уилл с трудом подавил недовольство. Ему совершенно не хотелось куда-то идти.
Людовик наконец поднял голову:
— Это черный день для нас всех. Действительно черный день.
— Я послал вести в прицептории по всему Западу, сообщая нашим братьям о случившемся, — сказал инспектор.
Король заговорил после недолгого молчания:
— Бейбарс скоро сведет наши земли на нет. Обстругает, как плотник деревянный брус. В прошлом месяце госпитальеры сдали ему Арсуф, а до этого пали Кесария и Хайфа. Его лапы оказались длиннее, чем мы могли вообразить.
— Да, мой король, — скорбно согласился инспектор. — Если мы не начнем безотлагательно действовать, то потеряем наши земли. Укрепления, воздвигнутые вами во время пребывания в Палестине, без людей долго не продержатся. Сафед оставался нашим самым мощным бастионом, и его сдали Бейбарсу. — Глаза инспектора затуманила печаль, но голос звучал решительно. — Мы ничего не сделали, чтобы помочь сражаться нашим братьям на Востоке, защищать мечту. Теперь платим большую цену за свое бездействие.
— Каковы ваши предложения?
Инспектор помолчал для солидности.
— Орден тамплиеров готов выделить деньги и людей, чтобы противостоять угрозе, какую представляет для нас Бейбарс. Но на постройку кораблей уйдет много месяцев и еще больше на само путешествие к Святой земле. Нужно начинать прямо завтра, и нам будет потребна ваша поддержка. Новый Крестовый поход в Палестину под вашим командованием, мой король. Вот что я предлагаю.
Людовик упер руки в подбородок.
— Я уже размышлял над этим. Недавно имел беседу с моим братом Шарлем, графом Анжуйским. Он тоже побуждает меня к походу.
— И каково ваше решение, мой король?
Людовик откинулся на спинку трона, всколыхнув алую мантию.
— Я предприму новый Крестовый поход. И сарацины дорого заплатят за жизни христиан.
В глазах Уилла неожиданно потемнело. Он покачнулся, ухватившись за руку стоящего рядом рыцаря.
— Что случилось? — Рыцарь вгляделся в него. — Ты бледен, как лилия.
— Мне нужен воздух, — прошептал Уилл и поковылял к двери в дальнем конце зала.
— Вашему человеку плохо? — услышал он позади голос короля.
— Его отец казнен в Сафеде, мой король, — пояснил инспектор.
Уилл толкнул дверь и шатаясь вывалился в коридор.
Здесь ярко горели факелы. Свет резал глаза. Направляясь в конец коридора к высокому арочному окну, Уилл быстро миновал слуг, с любопытством посмотревших на него. Оно выходило на Сену. Уилл ухватился за подоконник, борясь с приступами дурноты, накатывающей волнами, втянул в себя свежий речной воздух. Утром его мир перевернулся с ног на голову, и теперь это произошло с каждой частицей существа. Всего несколько часов назад он выкапывал из могилы тело человека, убитого, несомненно, христианином, негодуя против этого жестокого деяния, а тело его отца, оказывается, уже давно сгнило в Палестине. Его убил мусульманин вроде Хасана. Это неправильно! Такого не должно быть! Он не хотел, чтобы Хасан лежал в этой могиле, естественно, не хотел и гибели отца, который стремился установить мир на земле, разрываемой ненавистью с обеих сторон, не хотел, чтобы его товарищей посылали туда с мечами в руках. Король и инспектор желают возмездия. Значит, люди по-прежнему будут гибнуть.
Уилл ослабил ворот мантии. Воздух был ледяной, но он чувствовал, как по спине струится пот. Вот, значит, что такое рыцарь. Он должен сражаться и умереть за дела тех, кто стоит выше? Потому что этого желает король? Потому что это угодно Богу? Уилл не мог в это поверить. И отец не верил. После рассказа Эврара Уилл в этом не сомневался. Преисполненный достоинства и возвышенных мыслей, Джеймс служил для него воплощением благородства. Но великодушным, честным в битве, щедрым сердцем его делала не рыцарская мантия и не данный ордену обет. Это находилось внутри его изначально. Другие покинули свои
