Эфебская библиотека — до того как сгорела — была второй крупнейшей библиотекой на Диске.

Конечно, не такой большой, как библиотека Незримого Университета; просто та библиотека благодаря своему магическому характеру обладала некоторыми преимуществами. К примеру, ни в одной другой библиотеке не было такого полного собрания ненаписанных книг, то есть книг, которые обязательно были бы написаны, если бы автора сразу после написания первой главы не съел аллигатор. Атласы воображаемых мест. Словари иллюзорных слов. Справочники наблюдателей за невидимыми событиями. А эти дикие энциклопедии, что содержались в Затерянном Читальном Зале? Библиотека Незримого Университета была столь огромна, что искажала действительность и открывала входы в другие библиотеки где угодно и когда угодно…

И она была совсем не похожа на Эфебскую библиотеку, где хранились всего четыреста или пятьсот томов. Многие из которых были изданы в виде свитков — чтобы уберечь читателя от необходимости звать раба каждый раз, когда нужно перевернуть страницу. Каждый том хранился в специальном, предназначенном только для него одного, отделении. Книги не должны храниться слишком близко друг к другу, так как они начинают взаимодействовать странно и непредсказуемо.

Солнечные лучи пронзали тени и казались такими же осязаемыми, как колонны.

Брута не мог не обратить внимание на странную конструкцию проходов, хотя она, пожалуй, была самой незначительной достопримечательностью библиотеки. Между рядами каменных полок на высоте двух метров были прибиты деревянные планки, поддерживавшие более широкие доски непонятного предназначения. Нижние стороны досок испещряли грубые, вырезанные из дерева изображения.

— Библиотека, — объявил Дидактилос.

Он поднял руку и провел пальцами по доске над головой.

И тут до Бруты дошло.

— Так ты — слепой?

— Верно.

— Но ты зачем-то взял лампу.

— Все нормально, не бойся, масла в ней нет, — успокоил Дидактилос.

— Лампа, которая не светит, для человека, который не видит?

— Да. Работает отлично. В философском смысле, конечно.

— И ты живешь в бочке?

— Сейчас очень модно жить в бочке, — пояснил Дидактилос, быстро шагая вперед и периодически касаясь кончиками пальцев деревянных узоров над головой. — Большая часть философов так живут. Демонстрируют презрение и пренебрежение ко всему мирскому. А Легибий свою бочку превратил в сауну. Говорит, такие поразительные мысли в голову приходят…

Брута огляделся. Свитки торчали из своих гнезд, будто кукушки из часов.

— Здесь все так… Никогда не встречал настоящего философа, — несколько сбивчиво промолвил он. — Вчера вечером…

— Следует запомнить, что в этих местах существуют три основных подхода к философии, — сказал Дидактилос. — Расскажи ему, Бедн.

— Есть зенонисты, — быстро ответил Бедн, — которые говорят, что мир сложен и беспорядочен. Есть ибидиоты, которые утверждают, что мир изначально прост и развивается в соответствии с определенными фундаментальными правилами.

— И есть я, — встрял Дидактилос, доставая свиток с полки.

— Учитель говорит, что мир в основном стар и смешон.

— И в нем вечно не хватает выпивки, — добавил Дидактилос.

— Боги… — вполголоса пробормотал он, и достал еще один свиток. — Ты хочешь узнать все о богах? Вот «Мышления» Зенона, вот «Банальности» старика Аристократа, вот глупые от первой до последней строчки «Отвлечения» Ибида, а также «Гимметрии» Легибия и «Теологии» Иерарха…

Пальцы Дидактилоса так и танцевали по полкам…

В воздух поднимались клубы пыли.

— И все это книги? — спросил Брута.

— О да. Здесь их всякая сволочь пишет.

— И люди могут их читать?

Вся жизнь Омнии подчинялась одной книге. А здесь были… сотни трудов…

— Ну, конечно, могут, если захотят, — пожал плечами Бедн. — Но сюда почти никто не заходит. Эти книги предназначены не для чтения. Скорее для написания.

— Мудрость веков, так сказать, — откликнулся Дидактилос. — Если хочешь доказать, что ты настоящий философ, ты обязан написать книгу. Потом ты бесплатно получаешь свиток и официальную философскую тогу.

В центре залы стоял большой каменный стол, освещаемый лучами солнца. Бедн развернул часть свитка. В золотистом свете заиграли яркие цветы.

— «О Прероде Растений» Оринжкрата, — пояснил Дидактилос. — Шестьсот растений и их использование…

— Как красиво, — прошептал Брута.

— Именно, в этих целях растения тоже можно использовать, — подтвердил Дидактилос. — О чем, кстати, совсем позабыл старина Оринжкрат. Молодец. Бедн, покажи-ка ему «Бестиарий» Филона.

Был развернут еще один свиток. Множество изображений животных, тысячи непонятных слов.

— Но… рисовать животных… это неправильно… Разве у вас не запрещено…

— Здесь собраны изображения практически всех живых тварей, — пояснил Дидактилос.

Искусство входило в список вещей, которые в Омнии крайне не одобрялись.

— А эту книгу написал сам Дидактилос, — сказал Бедн.

Брута посмотрел на изображение черепахи. На ней стояли… «Слоны, это слоны», — услужливо подсказала ему память, навсегда запечатлевшая мельком просмотренный бестиарий. …На спине у черепахи стояли слоны, которые держали большое, с горами и океаном, гигантским водопадом обрушивающимся с