Ворбис, казалось, обдумывал предложение.
— Думаю, — наконец произнес он, — наше обсуждение продлится несколько дольше. Как насчет завтрашнего утра?
Тиран кивнул.
— Как вам будет угодно. Дворец находится в полном вашем распоряжении. Здесь имеются превосходные храмы и произведения искусства — если вы изъявите желание их осмотреть. А если вам захочется перекусить, скажите об этом первому же рабу.
— Раб — эфебское понятие. У нас в Оме нет такого слова, — гневно ответил Ворбис.
— Мне об этом известно, — кивнул тиран. — Полагаю, у рыб тоже нет слова, обозначающего воду. — Он опять улыбнулся быстрой улыбкой. — Еще есть бани и, конечно, библиотека. Великое множество достопримечательностей. Вы — наши гости.
Ворбис склонил голову.
— Молю Бога о том, чтобы когда-нибудь
— Представляю, какие достопримечательности будут мне показывать, — усмехнулся тиран.
Вскочив на ноги, Брута опрокинул скамью и покраснел от смущения.
«Но все ведь было не так! — думал он. — Брат Мурдак… По словам Ворбиса, его сначала били до полусмерти, а потом пороли, покуда он совсем не испустил дух. Брат Нюмрод говорил, что видел тело собственными глазами, а он не мог лгать. Какая жуткая кара — он ведь только проповедовал! Люди, способные на такое, достойны… жесточайшего наказания. А. еще они держат рабов. Заставляют людей работать против их воли. Обращаются с ними как с животными. Даже своего правителя они называют тираном!
Но почему?…
Почему я этому не верю?
Почему я уверен, что все это неправда?
И что он имел в виду, говоря о том, что у рыб тоже нет слова, обозначающего воду?»
Омниан то ли отконвоировали, то ли довели до их покоев. В своей комнатушке на столе Брута увидел другую вазу с фруктами, немного рыбы и хлеб.
Какой-то человек подметал пол.
— Гм… — смущенно произнес Брута. — Ты — раб?
— Да, хозяин.
— Должно быть, это ужасно.
Человек оперся на метлу.
— Ты прав. Это ужасно. Просто ужасно. Знаешь, у меня всего один выходной день в неделю.
Брута, никогда не слышавший слова «выходной» и не имевший ни малейшего понятия, что оно означает, неуверенно кивнул.
— А почему ты не убежишь? — спросил он
— Уже убегал, — ответил раб. — Один раз добежал до самого Цорта. Но мне там не понравилось. Вернулся. Теперь каждую зиму убегаю на две недели в Джелибейби.
— И каждый раз тебя привозят обратно?
— Ха! Если бы! Он жалкий скряга, этот Аристократ! Приходится самому возвращаться. Просить, чтобы меня подвезли, и все такое прочее!
— Ты возвращаешься
— Да. За границей хорошо гостить, а не жить. Как бы то ни было, ходить в рабах мне осталось всего четыре года, а потом я свободен… А свободный человек имеет право голосовать. И содержать рабов. — Его лицо напряглось от усилия, когда он продолжил перечисление, загибая пальцы: — Вообще, рабы обеспечиваются трехразовым питанием, один раз — обязательно мясом. Один выходной день в неделю. Разрешенные две недели побега каждый год. Я не чищу плиты, не поднимаю тяжести и подвергаюсь насмешкам только по согласованию.
— Да, но ты не свободен! — воскликнул совершенно сбитый с толку Брута.
— А в чем разница?
— Э-э… ну, когда ты свободен, у тебя вообще нет, как это, выходных. — Брута почесал в затылке. — И кормят тебя реже.
— Правда? Тогда я лучше откажусь от свободы, спасибо большое.
— Э… Слушай, ты здесь черепаху не видел? — спросил Брута.
— Нет. А я убрал везде, даже под кроватью.
— Может, ты видел каких-нибудь черепах в округе?
— Что, черепахи захотелось? Говорят, из них получается вкусный…
— Нет, нет. Все в порядке.
— Брута!
Это был голос Ворбиса. Брута поспешил во двор и, постучавшись, вошел в комнату дьякона.
— А, Брута…
— Да, господин.
Ворбис, поджав ноги, сидел на полу и смотрел на стену.
— Ты так молод и впервые попал в другой город. Наверное, ты хотел бы многое посмотреть.
— Да?
Ворбис снова говорил своим эксквизиторским голосом, монотонным и спокойным, похожим на тупую полоску стали.
— Можешь отправляться куда угодно. Но внимательно смотри по сторонам, Брута. И ко всему прислушивайся. Ты — мои глаза и уши. И память. Узнай все об этой стране.
— Э-э, мне правда можно выйти отсюда, господин?
— Я произвожу впечатление человека, говорящего неправду?
— Нет, господин.
— Иди же. И наполни себя знаниями. Возвращайся к закату.
— Э… я что, могу пойти даже в библиотеку?
— А? Ах да, библиотека. Библиотека, которую здесь собрали. Конечно. Набита бесполезными, опасными и пагубными знаниями. Я вижу это словно наяву, Брута. Можешь себе это представить?
— Нет, господин Ворбис.
— Невинность — вот твой щит, Брута. Да, во что бы то ни стало попади в библиотеку. На тебя ее чары не подействуют.
— Господин Ворбис?
— Да?
— Тиран сказал, что с братом Мурдаком не сделали ничего такого…
Тишина развернулась на всю опасную длину.
— Он солгал, — ответил наконец Ворбис.
— Да.
Брута ждал продолжения. Однако Ворбис молча буравил взглядом стену. «Интересно, что он там такое увидел?» — подумал Брута. Когда стало понятно, что ждать продолжения бесполезно, он сказал:
— Спасибо, господин.
Но прежде чем выйти, юноша сделал шаг назад, быстро наклонился и заглянул под кровать дьякона.
«Вероятно, он попал в беду, — думал Брута, торопливо шагая по дворцу. — Такое впечатление, что здесь все сами не свои до черепах».
Он заглядывал буквально в каждый уголок — в то же время старательно избегая фресок с изображениями обнаженных нимф.
Вообще-то, Брута знал, что женщины несколько отличаются от мужчин. Деревню он покинул в возрасте двенадцати лет, когда многие его сверстники были уже женаты. Омнианство поощряло ранние браки — в качестве профилактического средства от греха, и все равно греховными считались любые действия, которые
