были связаны с частями человеческой анатомии, расположенными между шеей и коленями.

«Жаль, я не обладаю достаточными знаниями, чтобы спросить у своего Бога, что здесь такого греховного», — подумал Брута.

«Хотя вряд ли Бог обладает достаточными знаниями, чтобы внятно ответить на мой вопрос…»

Но куда же подевалась черепашка?

«Он не звал меня, — думал Брута. — Я бы услышал. Значит, еще есть надежда, что его пока не сварили».

Один из рабов, занятый полировкой статуи, объяснил ему, как пройти в библиотеку. Брута тяжело побежал по проходу между колоннами.

Когда он наконец добежал до дворика, расположенного у входа в библиотеку, то увидел там толпу философов, которые, вытянув шеи, старались что-то рассмотреть. А потом услышал обычную перебранку, свидетельствующую о том, что философский спор находится в самом разгаре.

На сей раз спор шел о следующем…

— Ставлю десять оболов, что она это не повторит!

— Ты говоришь о деньгах? Такое не каждый день услышишь, Зенон.

— Да. И сейчас ты с ними распрощаешься.

— Дядя, перестань. Это всего лишь черепаха. Наверное, это какой-то черепаший брачный танец…

Все затаили дыхание. Потом раздался общий вздох.

— Вот!

— И это ты называешь прямым углом?!

— Кончай! Посмотрел бы я, какой бы угол у тебя получился — в подобных-то обстоятельствах!

— А что она сейчас делает?

— Кажется, проводит гипотенузу.

— И это гипотенуза? Она же волнистая.

— Никакая она не волнистая. Черепаха проводит ее прямо, это тебя шатает из стороны в сторону.

— Ставлю тридцать оболов на то, что квадрат ей не осилить!

— Ставлю сорок, что она его сделает.

Снова пауза, затем возбужденные крики.

— Да!

— А по-моему, больше похоже на параллелограмм, — раздался капризный голос.

— Послушай, уж квадрат-то я всегда отличу. И это квадрат.

— Хорошо! Удваиваю ставку. Бьюсь об заклад, двенадцатиугольник ей окажется не по зубам.

— Ха! Только что ты говорил, что ей не осилить семиугольник.

— Я удваиваю. Двенадцатиугольник. Что, боишься? Чувствуешь себя ощипанной курицей с плоскими ногтями? Ко-ко-ко!

— Мне стыдно брать твои деньги…

Очередная пауза.

— Десять граней? Десять граней? Ха!

— Я же говорил, все это ерунда! Кто-нибудь слышал о черепахе, разбирающейся в геометрии?

— Очередная глупая идея, а, Дидактилос?

— А я сразу говорил. Самая обычная черепаха…

— Говорят, из них получается вкусный…

Толпа философов распалась и прошла мимо Бруты, не обратив на юношу ни малейшего внимания… Он увидел круг влажного песка, исчерченный геометрическими фигурами. Среди них сидел Ом. Чуть поодаль стояла пара крайне неряшливых философов, подсчитывавших монеты.

— Ну, Бедн, как наши дела? — спросил Дидактилос.

— Поднялись на пятьдесят два обола, о учитель.

— Вот видишь. С каждым днем мы зарабатываем все больше. Жаль, что она до двенадцати считать не умеет. Отрежь ей одну лапу, сварим похлебку.

— Отрезать лапу?!

— С черепахами так и следует поступать, не есть же ее всю сразу…

Дидактилос вдруг заметил пухлого паренька с красным лицом и косолапыми ногами, который стоял у входа во дворик.

— Тебе чего? — спросил он.

— Эта черепаха умеет считать до двенадцати, — вдруг промолвил юноша.

— На этой скотине я только что потерял целых восемьдесят оболов! — воскликнул Дидактилос.

— Все верно, зато завтра… — Взгляд парня затуманился, словно он повторял только что услышанные слова. — …Завтра ты сможешь поднять ставки три к одному.

Дидактилос в изумлении открыл рот.

— Бедн, — окликнул он, — дай-ка мне эту черепаху.

Ученик философа наклонился и очень аккуратно поднял Ома.

— Знаешь, — задумчиво промолвил Дидактилос, — я сразу заметил в этом создании что-то необычное. Смотри, сказал я Бедну, вот наш обед на завтра, а он сказал, нет, она хвостом рисует на песке геометрические фигуры. Геометрия и черепаха… обычно это несовместимые вещи.

Своим единственным глазом Ом посмотрел на Бруту.

— Мне ничего не оставалось делать, — объяснил он. — Только так можно было привлечь его внимание. Зато теперь он не отстанет от меня — из чистого любопытства, а за любопытством обычно следуют сердца и умы.

— Он — Бог, — сказал Брута.

— Правда? И как его зовут? — спросил философ.

— Не говори, только не говори этого! Нас услышат местные боги!

— Не знаю, — соврал Брута.

Дидактилос перевернул Ома.

— И все-таки Черепаха Движется, — задумчиво произнес Бедн.

— Что? — не понял Брута.

— Учитель написал книгу, — сказал Бедн.

— Ну, не совсем книгу, — скромно возразил Дидактилос. — Скорее свиток. Настрочил небольшой труд.

— В котором говорится, что мир плоский и плывет по пространству на спине у гигантской черепахи? — уточнил Брута.

— Ты читал ее? — Дидактилос внимательно посмотрел на Бруту. — Ты — раб?

— Нет, — ответил Брута, — я…

— Только не называй своего имени! Назовись писцом или еще кем-нибудь!

— …Писец, — едва слышно произнес Брута.

— Ну да, — кивнул Бедн, — я так сразу и подумал. Характерный мозоль на большом пальце от пера. И чернильные пятна на рукавах.

Брута посмотрел на большой палец левой руки:

— Я не…

— Извини, — усмехнулся Бедн. — Ты, видимо, пользуешься левой рукой?

— Обеими. Но не слишком хорошо, как говорят.

— А, — сказал Дидактилос. — То есть ты можешь зайти как справа, так и слева.

— Что?

— Он имеет в виду, что для тебя еще не все потеряно, — быстро перевел Ом.

— О да, — Брута вежливо прокашлялся. — Послушай… Я ищу философа. Разбирающегося в богах.

И замолчал.

Так и не дождавшись никакой реакции, Брута осторожно поинтересовался:

— Надеюсь, ты не считаешь, что боги — это пережитки устаревшей системы вероисповедания?

Дидактилос, все еще поглаживая Ома по панцирю, покачал головой.

— Нет. Не люблю, когда вокруг меня лупят молнии.