–
И в этот момент у них за спиной раздался взрыв.
Твердым и тихим голосом он произнес:
– Говорит Гарольд Эмери Лаудер. Я делаю это в соответствии со своей свободной волей.
У основания Флэгстаффа вырос столб огня. Спустя мгновение раздался приглушенный звук взрыва.
– Конец сообщения, – тихо проговорил Гарольд в трубку.
Надин вцепилась в него обеими руками.
– Мы должны убедиться, что они мертвы.
Гарольд посмотрел на нее, а потом жестом указал на расцветшую внизу розу уничтожения.
– Думаешь, после этого кто-нибудь мог остаться в живых?
– Я… я н-не зн… ааааю, Гарольд, я… – Надин отвернулась, схватилась за живот и начала блевать. Гарольд наблюдал за ней с легким презрением.
Наконец она вновь повернулась к нему, вытирая рот бумажной салфеткой.
– Что теперь?
– Теперь мы пойдем на запад, – сказал Гарольд. – Если, конечно, ты не собираешься спуститься вниз и разведать, как настроено общество.
Надин поежилась.
– Гарольд… – Она попыталась прикоснуться к нему, и он дернулся в сторону. Не глядя на нее, он стал собирать палатку.
Для Фрэн Голдсмит этот день закончился просто и безболезненно. Она почувствовала, как теплая волна воздуха подхватила ее сквозь ночь.
Она приземлилась, ударившись плечом. Удар был сильным, но боли по-прежнему не было. Она лежала в овраге, который шел с севера на юг на границе заднего двора Ральфа.
Рядом с ней приземлился стул – аккуратно, прямо на ножки. Сиденье его тлело и дымилось.
Что-то приземлилось на стул и упало вниз. Она увидела, что это была рука.
Громкий, скрежещущий грохот заполнил ее уши, и повсюду стали падать предметы. Камни. Доски и бревна. Кирпичи. Разбитое стекло. Мотоциклетный шлем с пробитой в нем смертельной дырой.
До нее донеслись чьи-то крики. Скрежещущий грохот не ослабевал. Все вокруг было освещено пламенем. Доска с торчащим из нее шестидюймовым гвоздем упала у нее прямо перед носом.
И сразу же вслед за этим в голове у нее возникла другая мысль – ответ на все ее предчувствия:
Что-то обрушилось ей на голову, на шею, на спину, и она потеряла сознание.
Глава 56
Птицы.
Она слышит, как поют птицы.
Фрэн лежала в темноте и слушала пение птиц. Она подумала о детстве. Субботнее утро, не надо идти в школу, не надо идти в церковь. День, когда можно спать, сколько душе угодно. Лежишь с закрытыми глазами и видишь перед собой только красную пульсирующую темноту. Слушаешь птиц, вдыхаешь соленый запах моря, потому что тебя зовут Фрэнсис Голдсмит, и тебе одиннадцать лет, и ты лежишь с закрытыми глазами субботним утром в Оганквите…
Птицы.
Она слышит, как поют птицы.
Но это не Оганквит, это
Она долго задумалась в красной темноте, и неожиданно ей вспомнился взрыв.
Глаза ее широко раскрылись. В них был внезапный ужас. «Стью!»
И Стью сидел рядом с ее постелью, одна рука его была аккуратно забинтована, по щеке пролегла глубокая царапина, а часть волос выгорело, но это был
– Фрэнни. Слава Богу.
– Ребенок, – сказала она. Горло ее было сухим. Говорить она могла только шепотом.
– Ребенок, – повторила она, проталкивая слова сквозь свою покрытую наждаком гортань. – Я потеряла его?
Он неуклюже обнял ее обеими руками.
– Нет, Фрэнни, нет. Ты не потеряла ребенка.
Она расплакалась.
Позже она спросила его:
– Расскажи мне. Каковы последствия?
– Фрэн…
– Ник? – прошептала она. – Я видела чью-то оторванную руку.
– Давай отложим этот разговор.
– Нет, я должна знать.
– Семеро погибших, – сказал он низким хриплым голосом. – Нам еще повезло, по-моему. Все могло быть гораздо хуже.
– Кто, Стюарт?
Он неуклюже сжал ее руки.
– Ник – один из них. Там была стеклянная стена, и она… она… – Он запнулся на мгновение, посмотрел на свои руки, а потом снова поднял взгляд на нее. – Он… мы смогли опознать его по… некоторым шрамам… – Он отвернулся. Из груди Фрэн вырвался хриплый, сдавленный вздох.
Когда Стью немного овладел собой, он сказал:
– И Сью. Сью Стерн. Она оставалась в доме, когда произошел взрыв.
– Но… ведь это просто невозможно? – сказала Фрэн.
– Это правда.
– Кто еще?
– Чед Норрис, – сказал он, и из груди у нее снова вырвался этот хриплый вздох.
– Внутри оказалось только три человека. Это просто чудо. Бред говорит, что в шкафу было восемь- девять динамитных зарядов. А Ник… он ведь почти… когда я думаю о том, что он, наверное, уже взялся за эту коробку…
– Не надо, – сказала она. – Не думай об этом.
Перед приближением вечера третьего сентября люди стали медленно подходить к дому Ларри и Люси. Ларри наблюдал за ними из окна спальни. За его спиной на их кровати лежала без сознания Матушка Абагейл. Исходивший от ее тела сухой резкий запах заполнял его ноздри, и он ощущал позыв на рвоту – он ненавидел рвоту, – но не трогался с места. Это его кара за то, что Ник и Сюзан погибли, а он уцелел и даже не получил ни единой царапины.
