спокойно, Маруха…
Он придвинулся к ней вплотную.
— И с тобой — продавим… Только ты расскажи вначале, что вы здесь рыли? Нас с Лавриком пропасти хотели? Откуда про трупы знаешь? Лютика ты ловко нашла, сука ментовская, признаю…
Он грубо прижал ее к себе.
— Может с тобой — поласковей стоит? А то я когда трезвый — злой. И наоборот. Ночью надо было, когда ты сама была не против. Зря удрала…
Он замолчал, решая, прямо сейчас бабу трахнуть или все-таки погодя.
В этот момент ожил маньяк. Зашевелился, приподнялся и встал, пошатываясь.
— Эй, любезный, если вы позволяете себе так обращаться с женщиной, то вы скверно воспитаны!
В руке у него были вилы, на которые он пытался опереться, как на костыль.
Валентин отшвырнул Марину (она упала) и двинулся навстречу собеседнику — подвижный, как ртуть. Тот попятился к дому. Не доходя пары метров, боец исполнил фронтальный удар ногой — в прыжке. Попал в грудь. Красиво! Маньяк полетел спиной назад и врезался в стену, не выпустив вилы из рук; а спортсмен, ни секунды не медля, снова прыгнул, желая раздавить наглецу грудную клетку, — с хрустом, со сладким звуком ломающейся диафрагмы…
Ржавые зубья пробили туловище в районе ключицы. Валентин упал, хрипя. Но тут же встал, вцепившись руками в черенок и с изумлением разглядывая садовый инвентарь, торчащий из его могучего тела. Маньяк так и не выпустил рукоятку вил, попав в некое подобие ступора. Круглыми от ужаса глазами он смотрел на своего врага. Мужчины долго стояли друг против друга, ничего не предпринимая. Наконец Валентин просипел, с натугой двигая окровавленными губами:
— Вытащи… — и уронил голову на грудь.
Потом он повалился вперед, но маньяк, упершись спиной в стену, удержал тело от падения.
И вновь ситуация застыла.
Так бывает. Иногда побеждает не сильнейший, а тот, кому судьба — еще пожить…
Из дома вдруг раздался грохот и — сразу — выстрел. Все живые вздрогнули. Послышался бодрый голос Берии:
— Здесь порядок, Валя! Это… гитара со шкафа сорвалась. Ну и у меня… сорвалось.
Марина очнулась. Уносить ноги! Спасаться! Пока есть шанс… Она бросилась к своему спасителю:
— Да что вы стоите-то?!
— Я… Я… Я же убил его…
Он по-прежнему смотрел на мертвеца, не в силах сдвинуться с места. Вид он имел настолько ошарашенный, а в голосе его звучали настолько трагические ноты, что невозможно было ему не посочувствовать.
— Милый… хороший… — Марина осторожно разжимала его пальцы. — Бежим, пока второй не вернулся…
Она наткнулась взглядом на поникшего Валентина и злорадно сказала:
— Это тебе не чужих невест трахать, каз-зел…
…Выходя из дома, Берия наткнулся на табуретку с горящим примусом. Керосиновая плитка, зажженная и забытая, опрокинулась и покатилась.
— Черт!!! — крикнул Берия в сердцах.
Увы, примус был из современных, работающих на низкооктановом бензине. «Шмель», — такое название. Докатившись до стены прихожей, он взорвался… Берия отшатнулся, закрываясь руками. Вспыхнула клеенчатая скатерть, покрывавшая кухонную тумбочку, вспыхнули ситцевые занавески, закрывавшие полки. Загорелась тумбочка. Потом загорелись обои…
Он вырвался на улицу, сбежал с крыльца. И разом увидел всю группу собравшихся.
— Беспорядок? — спросил он строго.
Потом удивленно:
— Валя!
Разгоравшийся позади него пожар вызвал некоторое торможение в его мозгах. Но это быстро прошло.
— Вот как? — зловеще сказал он и вскинул свой ТТ.
Прицелился в Маньяка, в Марину, снова в Маньяка…
— Убей их… всех… — вдруг поднял голову Валентин. Оказалось, он еще жив. — Меня… к лепиле[26]… быстро…
— А что с Нигилистом? — заколебался Берия. — От уважаемого человека передали просьбу… но будем ли мы потом сами себя уважать, если лишим себя права на возмездие?..
Марина все пыталась оторвать маньяка от вил… и вдруг ей это удалось. То обстоятельство, что покойник ожил, крайне благотворно сказалось на несостоявшемся убийце.
Они побежали вглубь участка. Валентин не упал, продолжал стоять, невольно прикрывая убегавших. В этом момент Берия и принял решение — начал стрелять. Хреново быть на линии огня, сказал бы Валентин, если б успел еще что-нибудь сказать… Первая же пуля пробила ему лоб, выйдя в затылке вместе с изрядным куском скальпа. Вторая продырявила плечо, все остальные ушли в белый свет… но хватило и первой.
Прикончил Берия своего боевого друга.
Он плохо стрелял: даже в таком нехитром деле он был дешевкой. Он подошел к трупу и снял партийную кепку.
— Прости, сокол… В бою с врагами… Ты умер просто и горько… Но жил — не пусто…
Отсалютовал выстрелом в воздух и кинулся в погоню.
Между тем, пламя перекинулось из прихожей в комнату, потом в другую комнату, прыгнуло наверх, на чердак, с гулом вырвалось из окон и из двери…
…Журналистка и серийный убийца укрылись в ельнике, — только здесь они смогли позволить себе передышку. Опушка леса манила, но выходить на нее было нельзя: над садоводствами летали то ли два, то ли уже три вертолета, захватывая своими кругами в том числе и лесополосу.
Маньяк упал на землю, не обращая внимания ни на иголки, ни на ледок. Дышал он со свистом. Ухайдакала мужика больница, что тут скажешь. Во всяком случае, идти он пока не мог, а Марина бросать его больше не собиралась.
…От Берии ушли непросто. Очередной кросс по участкам — сквозь кустарники, сквозь заросли рябины, через поленницы, через ограды из подручных материалов, — под огнем этого негодяя… Хорошо хоть он мазилой оказался. Да и спортсмен аховый. Если б не спутник, которого Марина решила спасти во что бы то ни стало, она бы сделала круг, вернулась на перекресток Пальмовой и Банановой улиц и угнала его машину. А так… Ушли, и слава Богу.
Ввести бы новую олимпийскую дисциплину — бег по садоводству! Покруче любого бега с барьерами, включая тот, что с ямой, заполненной водой (слабо — ручей вместо ямы?).
Уже оторвавшись от Берии, беглецы явственно услышали возобновление стрельбы. Похоже, кто-то атаковал самого бандита… маньяк сказал Марине, мол, чувствую много людей с оружием, мол, этого придурка в кепке ранили и схватили, но на самом деле все ищут меня… Мог он такое почувствовать? Кто ж его разберет, этого паранормального…
— Я ничего не понимаю, — подал он голос, — Что это за люди были — там, на участке?
— Убийцы, — кратко ответила Марина.
— Чего они хотели?
— По вам стреляли, а вы не поняли…
— Почему вы меня заперли?
— Это все потом.
— А теперь, значит, спасаете?
