Она упала на куст одичавшей малины, оцарапав вдобавок руки и лицо. Рукава куртки были разодраны. Болел копчик. Таков был итог жестокой схватки.
До чего же глупо.
Козел сзади бесновался, хрипел и бил рогами в сетку.
Ей хотелось смеяться. Однако она заплакала…
…Со скрипом отворилась дверь сарая. В полосе света возник дюжий мужик — в тельняшке и с топором в руке.
Пошел к Марине. Его заметно мотало.
Она напряглась, спешно продумывая варианты своих действий: все-таки топор…
— Чего шумите? — неприветливо бросил мужик.
Марина не ответила. Поскорее выбралась из малинника — на четвереньках.
— А ну, спокойно! Не рыпайся, топором забью.
— Я не рыпаюсь, — сказала Марина, тяжело дыша.
Она встала на колени. Абориген, нависавший над ней, был небрит и определенно нетрезв. И здоров, ох, здоров… От таких экземпляров многие бабы просто млеют.
— Чего ж ты здесь скачешь впотьмах, матрешка? В дом пошли.
Он сграбастал Марину за куртку и поволок к сараю. Оттуда вывалилась женщина — неопрятная, тоже нетрезвая, однако ж не успевшая еще пропить молодость и сексапильность.
— Чего там, Эдик вернулся?
— Ага. Вон твой Эдик — рога точит, зверюга. И бабу к нам привел…
Он втолкнул Марину внутрь.
…И ничего страшного. Люди как люди. Не интеллектуалы, конечно, не посетители светских раутов и клубных вечеринок, не голубая кровь и белая кость, а тот самый народ, что населяет одну шестую часть суши… И почему, собственно, бездомные? В настоящее время их дом — вот это. Выживают, как могут. Не колесят по дачным угодьям на «моцылях», выискивая очередную жертву, не отнимают чужие машины, избавляясь темными вечерами от трупов, — уже за это их можно уважать. Выпивают? Ну, так самое время, конец очередного дня…
В этом сарае и жили, и работали. Топчан, стол, нехитрая мебель — сгруппировались на одной половине, а вполне оборудованная мастерская — на другой. На подпорках из поленьев стоял скелет автомобиля, которым явно занимались: ремонтировали, вероятно. Были разбросаны крылья, дверцы, еще какое-то железо. На промасленной тряпке были разложены детали двигателя. На верстаке — аккуратно разложены инструменты. Имелось даже сварочное оборудование: трансформатор, держатель, электроды, маска.
Мужика звали Лютик. Что это означало, Марина не интересовалась. Лютик и Лютик. Вряд ли, название цветочка, скорее, краткий психологический портрет… в том смысле, что «лютый, но совсем ручной»… Мастер на все руки («Меха?нер», — скромно сказал он о себе). Более всего Марину поразило присутствие в сарае электричества: вовсю жарил обогреватель — мощный калорифер со снятым кожухом. На раскаленные спирали, намотанные на керамические изоляторы, даже смотреть было боязно, не то что приближаться. Маринино восхищение Лютик принял, как должное: «А, фигня… воткнулся на просеке. Там линию демонтировать не будут…» Под потолком болталась лампочка, но она не горела («Сдохла, — прокомментировал мужик. — Ничё, привезут».) Свет давала керосиновая лампа на столе… и правильно, так уютнее.
Женщину звали Зойка. Ничего примечательного в ней, кроме нарождавшейся хронической синюшности, не было. Пепельно-черные волосы и смуглая кожа говорили о том, что родом она, скорее всего, с южных широт.
Оказалось, Марина поспела как раз к ужину.
— Угощайся, матрешка, — разрешил хозяин, развалясь по-барски на стуле.
— Колбаса… — сказала она, сглотнув слюну. — Хлебушек…
Холод уползал из тела, сменяясь другим сильным чувством — голодом.
— Колбаса-то? Ну да… тоже привозят… добры молодцы.
— У, ты, зайчишка какая, — умилилась Зойка, глядя, как Марина уминает бутерброд.
— Ты поди с Эдиком разберись! — толкнул Лютик свою подругу. — Чего орет? — он неопределенно показал на дверь и смачно хохотнул. — Р-рогатый!
— Подожди, она ж продрогла вся. Ты…это… давай, примем что ли, — от души предложила Зойка Марине. — Прими, согреешься.
Лютик нахмурился.
— Я сказал — иди. Друг твой там с ума сходит.
Женщина протянула Марине полстакана мутной желтоватой жидкости. Жидкость хранилась в трехлитровой банке, и там она казалась не желтоватой, а зеленоватой. Особенности стекла, вероятно… игры света… преломление лучей… Марина с ужасом смотрела на стакан. Это — пить?
— И ты прими, — распорядилась Зойка, разливая самогон еще на два стакана, Лютику и себе. — И я приму… Ну? Со свиданьицем.
Лютик и Зойка чокнулись и выпили. Так легко это у них вышло, что Марина тоже решилась.
Залпом, подумала она. Иначе не выдержу, соскочу. Залпом…
И это был нокаут!
Мир помутнел. Вдруг стало нечем дышать. Глаза наполнились слезами. Марина вскочила, опрокинув стул, сделала несколько беспорядочных шажков — к столу, к двери, — то ли хромая, то ли шатаясь… Лютик подхватил гостью за плечо. В руке ее оказался огрызок репы, а в центр расфокусировавшейся картинки вплыла Зойка:
— Погрызи, погрызи!.. Конечно, не в то горло с непривычки… Ничего — сейчас впитается. Отпустит…
Марина жадно куснула.
— Я и говорю, — торжествующе грянул Лютик. — Косорыловка! Черти, траванут нас когда- нибудь.
И правда, отпустило. Марина, сделав еще пару шагов, привалилась к кухонному стеллажу, разглядывая зажатый в кулаке турнепс (откуда взялся? а репа где?). Овощ подозрительно напоминал фаллос. Она хихикнула.
— Чего хромаешь-то? — добродушно спросила Зойка. — Больная?
— Каблук сломался.
Зойка наконец обратила внимание на Маринины сапоги. Глаза ее засияли. Зависть, восторг — всё было в ее взгляде, но, главное, пожалуй, — вожделение.
— Во, досада-то… А колеса — видные. Чинятся, поди…
Она даже на корточки присела и, не сдержавшись, погладила нежную кожу.
Хочу!!! — читалось на ее лице.
Хочу — и возьму…
— Размер какой?
— Семь с половиной, — автоматически ответила Марина, не задумываясь о подтексте вопроса. Сие не удивительно, потому как она только что встретилась взглядом с Лютиком. Тот, покачиваясь, неотрывно смотрел на Марину — влажно и очень по-домашнему. В его глазах светилось еще большее «хочу», чем у Зои, щупавшей чужие сапоги.
— Это чё за размер такой? Ты по-русски скажи.
— Ну, вы заладили, — рявкнул Лютик. Не сдержав нетерпения, он поднял Зойку за шиворот и развернул к себе: — Иди с козлом разберись, ну, ты! Сколько раз повторять? Колеса ей…
— Да чего ты, чего…
— А то уйдет совсем! Не нужна скотина?
Зойка с явной неохотой натянула ватник. Блуждающим взглядом окинула помещение. Решительно разлила еще по полстакана: