ее снобистскими теориями моей боли.

Она повторила, но, заметив, что я не понимаю, сказала:

— Забудь.

— Забыть?!

— Потому что тебе плевать. Черт тебя дери, Рой, ты стал таким твердолобым. Ты не думаешь ни о чем, кроме своей интернатуры.

Заваленный ее словами, я чувствовал себя Ральфом Крамденом: [108]

— Я не хочу думать, потому что, когда я думаю, я вспоминаю ужасные вещи, которые я делаю и мне хочется покончить с собой. Поняла?!

— Думаешь, честно рассказать о своих чувствах повредит тебе?

— Да.

— Это наваждение.

— Что?

— Наваждение. Тебе нужна профессиональная помощь. Психотерапия.

Мы ссорились. Наверное, она понимала, что мы ссоримся из-за мучительно умирающего доктора Сандерса, из-за иллюзий в письмах моего отца и из-за моих образов для подражания, но больше всего мы ссорились из-за вины, которую я испытывал из-за Молли в темном углу отделения, стоя, из-за той Молли, которая, как и я не задумывалась, так как если бы она задумалась обо всех этих клизмах и подмываниях, даже ее ненасытность не удержала бы ее от самоубийства. Наши ссоры были не безумными громкими ссорами, помогающими сохранить ростки любви, но усталыми холодными ссорами, когда ссорящиеся бояться сказать что-то еще, так как любое слово может убить.

С тоской я думал: «И это все? Четыре месяца интернатуры, и я превратился в животное с мозгами из войлока, не хотевшее, неспособное и не ставшее бы думать и разговаривать, и я обращался как животное с моей любовью, с моим другом, с моей Бэрри, превращая то, что у нас было в ОТНОШЕНИЯ НА КОСТЯХ, ОНК».

— Толстяк, — мой голос сорвался от изумления.

— В «Сегодня Днем»!» — заявил Рант.

— «Сегодня Днем!» — заорал я.

— Толстяк! — сказал Рант.

Мой разум отказывался это принять.

— Ты действительно его видел в «Сегодня Днем»?

— Нет, — сказал Рант, — но кое-кто видел его под псевдонимом Доктор Юнг, и Барбара Вэйтерс задавала ему вопросы о какой-то сумасшедшей штуке.

— Анальное Зеркало. Я знаю о нем все.

— Еще мне рассказали, что Барбара все время хихикала. Слушай, Рой, хочешь узнать, что она может сделать ртом?

— Барбара Вэйтерс?

— Да нет, Энджел. Она делает губами вот так и берет мой…

— Позже, — сказал я. — Сначала я должен найти Толстяка.

Я знал, что найду его за едой, так как было обеденное время, и, хотя, он был отослан в больницу «Святого Нигде», он с кем-то о чем-то договорился, так, как только он мог договориться с Грэйси- диетологом, и питаться в Божьем Доме бесплатно. С благоговением я сел рядом с этим Гаргантюа Медицинским.

— Какая отличная сплетня, — сказал Толстяк, захохотав. — Хотел бы я, чтобы это было правдой. Я иногда мечтаю об интервью с Кронкайтом в вечерних новостях СиБиЭс».

— Почему Кронкайт? — спросил я, не в состоянии отделаться от дикого образа, в котором патриарх телевидения, Уолтер Кронкайт обрушивал на миллионы американских телезрителей Анальное Зеркало Доктора Юнга вместо ожидаемой войны и мерзостей Никсона.

— По слухам, у него анальные трещины. Большинство болезней мира сосредоточены в анусе, и я продолжаю думать, что если я смогу грамотно к этому подойти, возможность увидеть отражение этих болезней, сделает меня богачом. Только подумай: если бы Анальное Зеркало существовало и Никсон бы им пользовался, он мог бы ежедневно видеть отражение того, кем он на самом деле является. Это просто бизнес. Я должен разбогатеть, пока бесплатное здравоохранение меня не уничтожило.[109] Это как то, что сказал Исаак Зингер.

— Писатель?

— Нет, Зингер — швейная машинка. Он сказал: «Мне плевать на изобретение, я хочу разбогатеть». Но послушай, Баш, эта идея с лаэтрилом прошлой ночью просто чума. Там много денег!

— Лаэтрил? Это афера! Бесполезное лекарство. Плацебо.

— И что плохого в плацебо? Ты что не знаешь об эффекте плацебо?

— Конечно, знаю.

— Ну вот. Плацебо облегчает боль при стенокардии. Если ты горишь от рака, плацебо неплохой вариант. Как боль при совокуплении.

— То есть? — спросил я, стараясь не улыбаться.

— Знаешь, как говорят: лучше болезненно совокупляться, чем совсем не совокупляться. Представь, мы могли бы получать лаэтрил из мексиканских абрикосовых косточек, обменивая Анальные Зеркала на абрикосы.

— Ты собираешься всучить Анальные Зеркала Доктора Юнга мексиканцам?

— Конечно, не Доктора Юнга. Анальные Зеркала Доктора Кортеса. В Мексике много диарреи. Ты знаешь, как мексиканец определяет, что голоден?

— Как?

— У него исчезает жжение в заднице. Но в Мексике надо быть осторожным. Могут засудить.

— За что?

— Потому что, несмотря на испанский перевод предупреждения, какой-нибудь идиот установит зеркало на улице солнечным днем, и знаешь, что произойдет?

— Нет.

— Линза отражает солнечный луч через два зеркала и БУМ, у тебя пожар в жопе, точно тебе говорю, Город Исков. Потребуют возвращения денег и все такое.

— А откуда возьмутся деньги на это все?

— Из лотереи и научного проекта.

— Что за лотерея и что за проект?

— В больнице Святого Нигде я думаю сделать то же самое, что они делают в Вегасе. Если твоя операция назначена на понедельник, а ты ложишься в пятницу, то бесплатно участвуешь в лотерее, приз в которой морской круиз. Таким образом, больница заполняет койки, а я получаю откат. Если в результате операции ты умираешь, круиз достается наследникам.

— А что насчет научного проекта?

— Я пожалуй не буду говорить. Это пойдет из твоих налогов и абсолютно незаконно.

— Рассказывай!

— В следующем месяце я буду работать в больнице Ассоциации ветеранов.[110] Все знают, какое там мошенничество. Беспредел в стиле Уотергейта. Город Беспредела.

— Это все твои фантазии, правильно? — спросил я, думая о том, что сказала бы Бэрри. «Просто для тренировки твоего порочного разума, правда? Ты же не сделаешь ничего подобного?»

После паузы, заставившей меня поежиться, он сказал: