— Это моя личная просьба! — строгим голосом, перебил его Пален, видимо решив, что Миша хочет отказаться.

— Конечно, ваше сиятельство, я готов! — склонил голову, быстро ответил юноша.

— Вот и отлично! Не спускайте с Алевтины Сергеевны глаз ни днем, ни ночью! И никого к ней не пускайте, конечно, за исключением меня, императора и следователя. Как там, бишь, его, Прохорова. Я могу на вас рассчитывать, граф?

— Я без сожаления отдам жизнь, за ваше сиятельство! — излишне горячо, воскликнул Миша.

«Днем и ночью», — с ужасом подумала я, представляя, какая мне предстоит ночь.

— Ну, это я думаю, будет излишним, — успокаиваясь, сказал военный губернатор. — Заприте входную дверь на ключ и никого кроме перечисленных лиц сюда не пускайте!

Господи, что он такое говорит, — подумала я, заметив, как блеснули глаза у юного графа. — После всех моих переживаний, раскаянья, опять остаться с ним наедине!

— Ваше сиятельство, — окликнула я Палена, уже направившегося к двери, — государь меня пригласил к себе для разговора, а мне совсем не в чем идти. У меня есть немного денег и я бы хотела…

— Павел Петрович хочет с вами говорить? — резко остановился он возле самого порога. — О чем, собственно?

— Не знаю, ваше сиятельство, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Мне кажется, государю нравится, что я простая крестьянка.

— Вы так думаете? — быстро спросил он и отворил дверь. — Может быть, может быть. Что ж, воля императора священна.

— А платье и перчатки?! — крикнула я ему вслед.

— Я велю прислать, — ответил Пален уже из коридора.

— Император пригласил вас к себе? — убитым голосом спросил Миша, поворачивая ключ в замке. — А как же я?

— При чем здесь вы? — делано удивилась я. — Он пригласил меня в гости, а не в наложницы! Он очень благородный человек!

— Да, конечно, благородный, — уныло сказал юноша. — Знаем мы таких благородных!

— Не придумывайте глупостей, все знают, что Павел Петрович влюблен в Анну Лопухину. Очень я ему нужна после такой красавицы!

— Вы, Алекс, сама не знаете, какая вы! — сказал он и посмотрел на меня с таким вожделением, что я быстро отвернулась и переменила разговор.

— В любом случае нам с вами нужно отдохнуть. Вы поспите здесь в кресле, а я лягу у себя. И не смотрите на меня так, вы же всю эту ночь глаз не сомкнули!

— Хорошо, если вам так будет угодно, я останусь здесь, — неожиданно легко согласился он.

Я покопалась у него в мыслях, но ничего опасного для себя в них не нашла и, чмокнув его в щеку, ушла в свою комнату. После всех треволнений и бессонной ночи я чувствовала себя не очень здоровой. К тому же меня слегка подташнивало. Миша за мной не последовал, на удивление послушно остался один. Я еще несколько минут его контролировала, после чего успокоилась и легла в постель.

Мне просто хотелось побыть одной. Все в моей жизни так запуталось и смешалось, что я не успевала толком понять, что происходит. Даже вчерашняя ночь, проведенная с юным поручиком, казалась нереальной. Впрочем, совесть меня мучила не очень долго, я почти сразу заснула.

Когда я открыла глаза, за окнами было темно. Я хорошо отдохнула и поняла, что больше не хочу спать. Однако вставать и зажигать свечу не стала, чтобы не потревожить моего стража. То, что он даже не попытался ко мне войти, очень тронуло. Миша был влюблен, а влюбленные большей частью становятся эгоистами.

Ночь была теплой, и скоро мне стало под одеялом жарко. Я его откинула и чуть не закричала от ужаса нащупав рядом с собой что-то теплое и живое. Это живое шевельнулось, зачмокало губами и вдруг положило мне на грудь руку. Я сначала возмутилась такой бесцеремонности, и хотела столкнуть его со своей кровати, но оно было такое теплое и беспомощное, что мне стало смешно, и я оставила все как есть.

Впрочем, не прогнала я Воронцова совершенно напрасно. Сначала его рука лежала спокойно, потом начала меня гладить. Я осторожно ее подняла и убрала. Однако она тотчас вернулась на прежнее место, да еще и начала проявлять нескромную агрессию.

— Миша, мы с вами, кажется, договорились, что вы останетесь в той комнате! — рассердилась я. — Мало того, что вы не послушались, но еще мешаете мне спать! Извольте вернуться на свое место!

— Алекс, я вам так неприятен? — шепотом спросил он.

— Пожалуйста, не начинайте старую песню, вы прекрасно знаете, что я замужем и не могу вам принадлежать! И забудьте, ради бога, то, что у нас было вчера. Это была с моей стороны большая ошибка, за которую я глубоко раскаиваюсь!

Миша вздохнул и вытащил руку из-под моей рубашки. К себе он, конечно, не ушел, но приставать перестал. Какое-то время мы лежали молча. Хорошо хоть он перестал представлять сцену самоубийства, а думал то, что обычно думают отвергнутые мужчины, как коварны, изменчивы и непостоянны женщины. Мне за всех женщин обидно не было, хватало и своих проблем, потому я скоро перестала обращать на него внимание.

Как я не складывала в одну кучку известные мне факты, общей картины никак не получалось. Главное, было совершенно непонятно, кто стоит за людьми, преследующими меня. Я не сделала никому ничего плохого, я не представляла собой ничего интересного, у меня не было даже врагов. От напряжения у меня начала болеть голова. Я решила выпить воды и, стараясь не потревожить соседа, осторожно спустила ноги и встала с постели.

Миша лежал так тихо, что я решила, что он заснул. Однако когда обернулась, увидела, что он не спит и, приподняв голову с подушки, наблюдает за мной. Я налила воду в стакан, выпила и вернулась на свое место. Он промолчал. Это было уже странно. Мне стало любопытно, почему он даже не пытается воспользоваться возможностью заговорить со мной.

— Вы не спите? — спросила я.

— Нет, — только и ответил он каким-то сдавленным голосом.

— Скоро утро, вам следует отдохнуть, — посоветовала я.

Он промолчал. Подслушивать, что он думает, мне было неловко. Я закрыла глаза и попыталась вновь сосредоточиться на своих делах. Однако у меня ничего не получилось, я невольно начала думать о своем вынужденном соседе. То, что он так сильно в меня влюбился, льстило самолюбию, но и вызывало беспокойство. Страстно влюбленные мужчины порой теряют ориентацию в пространстве и бывают просто опасны. Я вспомнила, как Воронцов напрягся, когда услышал о приглашении царя, какое у него стало выражение лица при нашем разговоре c графом Паленом. Как благоразумной женщине, мне следовало контролировать ситуацию, чтобы он не совершил что-либо непоправимое.

— Вы заперли входную дверь? — спросила я, хотя сама видела, как она поворачивал ключ в замке.

— Запер, — после паузы ответил он, все таким же сдавленным голосом.

— Вот и хорошо, — продолжила я бессмысленный разговор. — А почему вы не спите?

Он не ответил, тогда я была вынуждена повернуться к нему. За окном уже