представляет со­бой обширную огороженную территорию, пре­вращенную в цветущий оазис посреди плоской дикой степи. Именно там с самого рождения и до шестнадцати лет жил Харлан Данфи. Жизнь его не была гладкой и безоблачной — в располо­женном неподалеку городе под названием Одесса его дважды арестовывали за нарушение порядка, но отец, адмирал военно-морского флота и влиятельный человек, оба раза помог ему выйти сухим из воды. Когда он в третий раз попал в неприятную историю, родители нашли другое решение проблемы.

Сегодня у Харлана Данфи праздник, если это можно так назвать. Ему исполнилось двад­цать шесть.

На празднике несколько сотен гостей. Имя одного из них — Закария, хотя друзья предпочи­тают звать его Гундосом. Он живет на ранчо в ожидании праздника уже довольно долго. В те­ле Закарии находится правое легкое Харлана. Сегодня он готовится вернуть его владельцу.

В то же самое время в шестистах милях к за­паду на взлетно-посадочную полосу авиацион­ного кладбища садится широкофюзеляжный реактивный самолет. Багажное отделение за­полнено клетками, и в каждой из них летит четверо беглецов. После посадки клети откры­вают, и прилетевший в одной из них мальчик осторожно высовывается наружу, желая узнать, чего ожидать от нового места. В лицо ему кто-то светит фонариком. Луч опускается, и маль­чик видит, что клетку, в которой он прилетел, открыл не взрослый, а такой же подросток, как и он сам. На нем одежда цвета хаки, а на лице — широкая улыбка. Его белые зубы украшают корректирующие пластинки, хотя не ясно, за­чем они там нужны.

— Привет, — говорит молодой человек, — ме­ня зовут Хайден, и я для вас сегодня испол­няю роль службы спасения. Как вы себя чувст­вуете?

— Вроде бы нормально, — говорит парень, вы­сунувшийся из клети. — А где мы?

— В Чистилище, — отвечает Хайден, — также известном под именем Аризона.

Беглец осторожно выбирается из клети, все еще не зная, чего ожидать. Он становится в ко­лонну вместе с другими вновь прибывшими и, несмотря на предупреждение Хайдена, на вы­ходе ударяется головой о проем люка багажно­го отделения. Оказавшись на земле, он оказы­вается во власти одуряющей жары и ослепи­тельного солнечного света. Место, в котором они оказались, выглядит странно — это опреде­ленно не аэропорт, но тем не менее тут и там стоят самолеты.

На горизонте появляется электромобиль. За ним тянется шлейф красноватой пыли, по­хожий на хвост кометы. Он приближается, и разговоры в толпе беглецов постепенно сти­хают. Электромобиль останавливается, и во­дитель, мужчина с лицом, покрытым шрама­ми, выходит наружу. В течение пары секунд он вполголоса говорит о чем-то с Хайденом, а за­тем обращается к толпе с речью.

Только в этот момент мальчик понимает, что перед ним не мужчина, а еще один подрос­ток, на пару лет старше его самого, не более. Возможно, дело в шрамах, из-за них он выгля­дит старше — а может, дело в том, как он себя держит.

— Позвольте мне приветствовать вас на Клад­бище, — говорит он. — Мое официальное имя — Элвис Роберт Муллард... Но все зовут меня Коннором, — добавляет он, улыбаясь.

Адмирал так и не вернулся на Кладбище, здоровье не позволило ему это сделать. Теперь он живет на семейном ранчо в Техасе, на попе­чении жены, с которой он расстался много лет назад. Хотя он слаб и не может даже гулять по окрестностям, изменился он крайне мало. «Врачи говорят, что мое сердце живо процен­тов на двадцать пять, — рассказывает он всем желающим. — Но мне этого достаточно».

Перспектива предстоящего праздника в честь Харлана помогает Адмиралу сохранять волю к жизни лучше других причин. Теперь точно можно сказать, что жуткие истории о Хэмфри Данфи в известной степени правдивы. По крайней мере, все его части найдены, а их обладатели собраны в одном месте. Однако хи­рургических операций по удалению частей из тел их нынешних владельцев не планируется. Мистер и миссис Данфи смогли вернуть себе сына, не причинив никому ни малейшего вреда.

Выйдя в сад, Адмирал с женой чувствуют, что их сын здесь. Его голос складывается из со­тен голосов гостей, собравшихся на праздник. Они болтают и разговаривают. Среди них есть мужчины и женщины разных возрастов, маль­чики и девочки.

К одежде каждого прикреплен бейджик, но на нем нет имени и фамилии. Сегодня персо­нальная информация не имеет значения. «ПРАВАЯ РУКА» — гласит бейджик на лацкане пиджака одного молодого человека. Ему едва ли больше двадцати пяти.

— Вы позволите? — спрашивает Адмирал. Молодой человек протягивает ему руку. Ад­мирал внимательно осматривает ее и находит шрам между большим и указательным пальцами.

— Я брал Харлана с собой на рыбалку, когда ему было девять, — сообщает он. — Он зарабо­тал этот шрам, пытаясь выпотрошить форель.

Неожиданно позади них раздается чей-то голос. Это тоже мужчина, немногим старше первого.

— Я помню! — говорит он.

Адмирал улыбается. Очевидно, воспомина­ния, так же как и части, распределены между разными людьми, но сейчас они все здесь — все до одного.

Мальчика, упорно желающего называться Гундосом, он находит в углу сада. Он проводит время в одиночестве. В последнее время Гун­дос стал заметно реже чихать, так как благода­ря усилиям супруги Адмирала ему наконец по­добрали подходящий курс лечения и астма ста­ла отступать.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает его Ад­мирал. — Почему бы тебе не присоединиться к другим гостям?

— Я никого не знаю.

— Нет, знаешь, просто сам этого не осозна­ешь, — говорит Адмирал, ведя Гундоса к осталь­ным.

В то же самое время на Кладбище Коннор продолжает приветственную речь, обращен­ную к вновь прибывшим, собравшимся под крылом лайнера, доставившего их в Аризону. Говоря, Коннор продолжает удивляться тому, что его слушают, причем слушают уважитель­но. К этому трудно привыкнуть.

— Все вы здесь, потому что вас хотели отдать на разборку, а вы смогли убежать и, благодаря усилиям множества людей, нашли дорогу сюда. Это место будет вашим домом до тех пор, пока каждому из вас не исполнится семнадцать и вы станете совершеннолетними. Это хорошая но­вость. Плохая новость заключается в том, что им известно о нас все. Они знают, где мы и что делаем. Они позволяют нам оставаться здесь, потому что не видят в нас угрозы.

Сказав это, Коннор улыбается.

— Но мы это изменим, — добавляет он после паузы.

Произнося речь, Коннор смотрит в глаза всем по очереди, стараясь запомнить лицо каж­дого вновь прибывшего. Ему хочется, чтобы никто не чувствовал себя частью серой массы. Чтобы был уникальным, важным человеком.

— Кому-то из вас здорово досталось от жизни, и вы хотите лишь спокойно дожить до совер­ шеннолетия. Я не виню вас, — продолжает Кон­нор. — Но мне также известно, что некоторые из вас готовы пойти на любой риск, лишь бы покончить с порочной практикой разборки, укоренившейся в обществе, раз и навсегда.

— Да! — кричит кто-то в заднем ряду и, подняв в воздух сжатый кулак, начинает скандиро­вать: — «Хэппи Джек»! «Хэппи Джек»!

К нему присоединяются другие, и шум про­должается до тех пор, пока всем не приходит в голову, что Коннор, возможно, говорит о чем-то другом. Стихийная демонстрация немедлен­но прекращается.

— Мы не будем взрывать Лавки, — сообщает им Коннор. — Мы не должны лить воду на их мельницу, предоставляя обществу доказатель­ства того, что мы всего лишь банда обезумев­ших подростков, которых и вправду лучше от­дать на разборку. Будем учиться думать и лишь потом переходить к действиям — и тогда им придется туго. Мы внедрим своих людей в каж­дый заготовительный лагерь и объединим всех наших товарищей по всей стране. Будем осво­бождать ребят, которых везут туда в автобусах, еще до прибытия в лагерь. У нас есть свой го­лос, и мы заставим всех к нему прислушаться.

Толпа разражается одобрительными кри­ками, и на этот раз Коннор не препятствует выражению чувств. Жизнь потрепала этих ребят, но здесь, на Кладбище, они уже начи­нают заряжаться новой энергией, питающей волю к победе. Коннор помнит, как это было с ним. Он чувствовал то же самое, когда