это Сципион получил прозвище «ослица» (asina).
После этого Ганнибал с 50 кораблями, как можно предполагать, двинулся навстречу главным силам римского флота, которые шли вдоль итальянского берега, но при этом не принял никаких мер предосторожности; вследствие этого, а также и несчастной случайности, карфагенская эскадра, стоявшая, по-видимому, на якоре и, во всяком случае, не готовая к бою, была захвачена врасплох подходившим в боевом порядке римским флотом и потеряла несколько кораблей.
Как бы то ни было, главные силы римского флота благополучно пришли в Мессану. Здесь Гай Дуилий, передав командование войсками трибунам, принял главное начальство над флотом (возможно, что до этих пор он никогда в жизни не ступал на корабль) и, со свойственной римским военачальникам твердой решимостью, двинулся со 130 кораблями вдоль северного берега острова, на запад, к Панормусу, навстречу своему могущественному морскому сопернику. Со своей стороны карфагеняне уже шли навстречу ему; столкновение произошло у мыса Миле (Милаццо); карфагенский флот насчитывал 120-130 судов и состоял почти исключительно из пентер, а флагманский корабль был той самой гептерой (септиремой), которую карфагеняне захватили у Пирра.
Командовал карфагенским флотом тот самый Ганнибал, беззаботность которого незадолго перед тем привела к потере значительного числа кораблей; урок этот, однако, не сделал его умнее; карфагеняне, в течение целых столетий почти безраздельно господствовавшие на море и давно уже не встречавшие равного себе противника, считали себя в полной безопасности; это привело их к чрезмерной самоуверенности и к пренебрежению даже самыми простыми тактическими правилами: они полагали, что одно их приближение должно устрашить и обратить в бегство неприятеля; такое пренебрежение противником почти всегда бывает наказано, чему настоящий случай служит наглядным примером.
И на этот раз Ганнибал не выслал вперед разведчиков; флот его шел в беспорядке; когда показались римляне, он, имея около 30 кораблей, находился далеко впереди главных сил, и вместо того, чтобы дать последним подойти или хотя бы выстроить в боевой порядок суда, которые были с ним, он с безрассудной смелостью бросился на неприятеля.
Мы неоднократно высказывали мнение, что отвага есть самое важное условие на войне, в особенности в морской войне; смелость является необходимым элементом наступления и всякого крупного успеха; там, где нет этой смелости, надо уметь ее возбудить. У солдат и у младших офицеров смелость никогда не может быть чрезмерной, так как она направляется и держится в известных границах старшими начальниками; даже безрассудная смелость, то есть та, которая действует без надлежащей обдуманности, заслуживает снисхождения. Но в отношении самостоятельного военачальника дело обстоит совершенно иначе: чем выше он поставлен и чем крупнее вверенные ему силы, тем менее он имеет права пренебрегать тщательным взвешиванием всех наличных обстоятельств.
Ганнибалу навстречу шел Дуилий со спокойной решимостью, явившейся результатом его отваги; и, действительно, нельзя было не признать большой смелости за Дуилием, который с только что созданным флотом шел в бой с неприятелем, для которого море составляло его родную, никем не оспариваемую стихию. Однако Дуилий делал это в сознании своей силы, рассчитывая на хладнокровие и строгую дисциплину командиров своих судов и на искусство своих воинов, которые, благодаря новым абордажным мосткам, могли сражаться так же, как они привыкли это делать на суше. Он заранее тщательно взвесил свои шансы против неприятеля, искусного в морском деле, но самонадеянного и имевшего плохих начальников. Карфагеняне заметили на приближавшихся к ним в сомкнутом строю (в каком именно – неизвестно) римских кораблях неуклюжих «воронов». Они, хотя и были удивлены, не приняли никаких мер против них, а ограничились одними насмешками. Однако когда корабли столкнулись нос к носу, римляне тотчас же пустили их в ход. С какой бы стороны карфагеняне ни атаковали – штевень против штевня или проходя вплотную вдоль борта противника с целью обломать ему весла – тяжелые абордажные мостки падали на их палубу и пробивали ее острым крюком; по этим мосткам на их корабли, удерживаемые «вороном» тотчас же устремлялись многочисленные легионеры, защищенные от метательных снарядов стенками, щитами и шлемами.
Карфагеняне были совершенно поражены этим неожиданным способом атаки; в рукопашном бою их солдаты далеко уступали римлянам, которые, кроме того, значительно превосходили их численностью; они были не в состоянии долго сопротивляться, и вскоре все 30 кораблей, с которыми Ганнибал произвел первую атаку, были захвачены, в том числе и флагманский корабль. Адмиралу едва удалось на шлюпке бежать к своим главным силам.
Однако он все-таки не хотел признать сражения проигранным. Так как атака с носа оказалась неудачной, он приказал своим кораблям, превосходившим неприятеля в быстроте и поворотливости, окружить римлян, чтобы атаковать их с бортов или с кормы; римляне, однако, оказались настолько искусными, что сумели парировать этот прием, и атакующий везде встречал угрожающего «ворона», который мог поворачиваться в обе стороны приблизительно на 300 градусов. Понеся значительные потери, Ганнибал, не имея больше никакой надежды на успех, прекратил бой и начал отступать, чему Дуилий со своими тихоходными кораблями не мог помешать.
Карфагеняне потеряли не менее 50 кораблей, 3000 убитых и 7000 пленных; потери римлян были ничтожны. Таким образом, Дуилий в первом же сражении одержал полную блестящую победу, причем не следует упускать из виду, что ему благоприятствовал и случай (не считая того, что ему помог сам Ганнибал, который, имея быстрохные корабли, не уклонился от боя при неблагоприятных для него условиях), так как погода была хорошая и море спокойно .
Вследствие победы при Миле Дуилий получил возможность усилить свою армию экипажами с кораблей, освободить от осады Эгесту, которой грозила серьезная опасность, и снова оттеснить карфагенян в их укрепленные гавани; однако, гораздо важнее этих практических результатов был моральный эффект его победы. Первая в мире морская держава, народ-мореплаватель, который в те времена занимал приблизительно такое же место, как в XIX в. Англия, флот, царивший на всех морях и далеко превосходивший все другие флоты, обладавший укрепленными гаванями на всех значительных пунктах, колониями, рассеянными по всему известному тогда миру, поддерживавший обширнейшую морскую торговлю и потому обладавший громадными богатствами, обеспеченный от атаки с суши, – при первом же столкновении был разбит в его собственной стихии противником, совершенно неизвестным до тех пор на море и обладавшим гораздо более слабым флотом. Подобно тому, как престиж афинского флота был подорван четырьмя последовательными сражениями в сиракузской бухте, так и морское могущество Карфагена было опрокинуто одним ударом.
В этом отношении сражение у Миле заслуживает особого внимания. Объяснения нужно искать не в тактике флота, то есть не в построении и не в применении боевых сил, а в способе действия одного корабля против другого. Афиняне в последнем своем сражении также рассчитывали на абордажный бой, приняв во внимание усвоенный сиракузянами способ атаки с носа. Однако успеха они не имели, так как сиракузяне, благодаря хорошей осведомленности, вовремя узнали об их приготовлениях и приняли необходимые меры (мокрые кожи) против заготовленных ими абордажных крюков. Напротив того, у Миле изобретение римлян явилось совершенно неожиданным для неприятеля, который в своем самомнении совершенно не заботился о том, что делал противник.
Главнейшая задача тактики – обеспечение перевеса в силах в решительном пункте – достигается в тактике флотов численностью кораблей, а в бою корабля против корабля – действием подавляющей массы; в данном случае действие это при помощи «воронов» было достигнуто более искусными и более многочисленными легионерами, действовавшими притом совершенно неожиданно.
Пример сражение при Миле показывает, какое решающее значение может иметь техника для морского боя, и как необходимо внимательно следить за ее успехами во всех странах. В военном искусстве не существует точно определенных условий, которые обеспечивали бы успех: у Риума тихоходные суда с менее опытными экипажами и с неумелыми вождями окружили опытный в таранном бою неприятельский флот и были разбиты, а у Миле, при совершенно сходных условиях, такие же суда одержали блестящую победу.
В Риме вполне оценили значение победы у Миле; Дуилию, помимо других почестей, был назначен триумф, то есть торжественный въезд в Рим; для увековечения победы была воздвигнута колонна, украшенная корабельными носами (columna rostrata), которая, пролежав много столетий под развалинами древнего Рима, в 1565 году была снова извлечена на свет Божий и, вместе с древней надписью, цела до сих
