Нет тайн на еврейской улице. Едва только закончился обыск у Шапиро и полиция удалилась, вся улица уже знала о том, что у Шапиро были 'гости'. Улица забурлила.

– Полиция среди бела дня!

– Да еще в канун пасхи!

– Что это означает?

Родственники, друзья, соседи, знакомые, все наперерыв спешили выразить Шапиро свое соболезнование, а кстати узнать подробности: как да почему?

Но всем им пришлось уйти с пустыми руками. Сарра, и без того по макушку погруженная в предпраздничные хлопоты, встретила соседское участие недружелюбно.

– Ничего не случилось. Ровно ничего. Полицейская глупость! Обыск у квартиранта. Осмотрели книжки, бумажки разные. Ничего не нашли. Сущий вздор!

– Ну, ничего так ничего. Хороших праздников вам!

Соседи ушли. Но им на смену явилась величественная Тойба Фамилиант с дочерьми.

Удалив молодежь в другую комнату и оставшись вдвоем с Саррой, Тойба начала выкладывать городские новости:

– Ох, Саррочка, душечка, в городе нехорошо! Все говорят об этом убийстве. Русские очень возбуждены. Толкуют о том, что убитого мальчика нашли возле ваших ворот. Дай Бог, чтоб не запутали в это дело Давида!

– Давида?! Какое отношение имеет к этому делу Давид?

– Ах, Сарра, голубушка, и вы еще спрашиваете? Нет ничего невозможного в наши дни. Разве вы забыли вечер пурим, когда вы были у нас и эта женщина пришла спрашивать вас о своем сыне?

Не жалея красок, Тойба Фамилиант рисовала картины одну другой мрачнее. Наконец, удостоверившись, что Сарра близка к обмороку, Тойба стала ее успокаивать: сейчас, мол, незачем говорить обо всем этом, потому что если что и случится, то не раньше чем на 'ихнюю' пасху. Наконец, при малейшей тревоге Сарра может, недолго думая, забрать всех своих домочадцев (квартиранта тоже) и перебраться к ним, в верхнюю часть города. Они живут на очень спокойной улице - там все будут в полнейшей безопасности.

После бесконечных взаимных пожеланий к празднику женщины распрощались, и Тойба с дочерьми направилась домой.

По инициативе Сарры проводить тетю Тойбу пошла Бетти с неизменным своим спутником Рабиновичем.

Иссиня-черная ночь вырядилась в праздничные одежды, усыпанные мириадами сверкающих звезд...

От них струился неверный колеблющийся свет, в мерцании которого то выступали, то прятались счастливые лица влюблённой четы.

Они возвращались домой медленно, нарочно растягивая свою прогулку и возможность побыть наедине.

И теперь уже Рабиновичу казалось, что настало время раскрыть Бетти все свои тайны, излить душу. Рассказать все, от начала до конца, вплоть до того, что он намерен порвать со всем своим прошлым для того, чтобы устранить последнее препятствие.

Отчасти он уже подготовил ее. Он как-то рассказал, что история с теткой-миллионершей - сплошная выдумка, которая до поры до времени нужна ему по некоторым соображениям. Рассказал, что у него есть отец, который его очень любит, но не сходится с ним во взглядах по некоторым вопросам, и очень религиозная сестра - Вера, готовая за брата в огонь и в воду.

Говорил о том, что, несмотря на всю свою любовь к родным, ему придется порвать с ними, так как шаг, который он собирается предпринять, будет для них смертельным ударом.

Более точно Рабинович не объяснялся, но Бетти, не без некоторой досады, этот 'шаг' истолковала по-своему. Ей не улыбалась война с отцом; она не понимала, откуда взялась у Рабиновича верующая сестра. Отца Рабиновича она представляла себе буржуем, разбогатевшим евреем, выскочкой, разыгрывающим аристократа. И для того чтобы Рабинович не кичился своим аристократизмом, она ему как- то намекнула, что, в противоположность своей мамаше, она ненавидит этих новоявленных богачей до тошноты...

– Что вы против них имеете? - спросил Рабинович, любивший её подразнить.

– Ничего я против них не имею. Я их просто терпеть не могу. Уж очень они противны - эти еврейские денежные тузы с одутловатыми брюшками, тройными затылками, пресыщенными губами и потухшим взором...

– Однако попасть к вам на зубок - удовольствие небольшое, - заметил Рабинович, любуясь ею.

– Упаси вас Господь! - шутливо ответила Бетти.

– Интересно бы попытаться.

– Не рекомендую - раскаетесь.

Рабинович вспомнил этот разговор. С тех пор прошло довольно много времени. И теперь, идя рядом, они чувствуют, как их влечет друг к другу все сильнее и сильнее.

Медленно идут они по улице, не нарушая торжественной тишины ненужными словами. Все чаще встречаются их взоры, все теснее пожатие рук, и, будто в полусне, тянутся друг к другу их губы.

Бетти вырвалась из рук Рабиновича и побежала вперед. Он помчался за ней.

В дом оба вошли раскрасневшимися, с предательски горящими глазами.

Сарра, подметив их возбуждение, спросила нарочито спокойно:

– Хорошо на улице?

И оба ответили в один голос:

– Чудесно! Восхитительно!

Давид вернулся из синагоги с обычным праздничным приветствием, уселся и стал спокойно справлять ритуал 'сейдера'.

Но лицо его было подернуто грустью, и в голосе больше, чем всегда, звучали минорные ноты. Впрочем, заметить такие детали могла только Сарра, сидевшая по правую руку мужа.

Кто бы сказал, что это та самая Сарра, которая своими руками соорудила весь этот праздник? Теперь руки ее сверкают белизною и бриллиантами старомодных колец, надетых по случаю праздника. Но больше всего сияет еще молодое, прекрасное, хотя и озабоченное, лицо Сарры. Душа ее переполнена печалью, особенно после визита Тойбы, испортившей настроение несколькими брошенными вскользь словами. К тому же она вспомнила, что среди забранных полицией у квартиранта бумаг была и фотографическая карточка Бетти... Что же это будет? Она глядит на дочь и на Рабиновича, сидящих рядом, и молит за них обоих Бога... В том, что они любят друг друга, она не сомневается. Это видно по всему. А сегодняшний вечер и эта торжественная трапеза сблизили их еще больше.

Началось с того, что Давид Шапиро, вернувшись из синагоги, обратился к Рабиновичу и попросил его надеть фуражку:

– Вы хоть и студент, и медалист, и наполовину гой, но это не имеет отношения к сейдеру. За сейдером еврей должен сидеть в фуражке!

Затем он усадил Рабиновича рядом с Бетти, дал им обоим одну 'Агаду' и сказал дочери:

– Уж ты покажешь ему там, что читать и чего не читать... Он, наверно, в этом деле не очень-то смыслит...

Бетти переводит Рабиновичу слова отца, и оба чувствуют себя на седьмом небе.