двухсотлитровых бочек, на которых были нарисованы весьма абстрактные ромашки. Андрюха сбил крышку с одной из них.

— Порядок, — он колупнул ножом слежавшуюся грязно-белую смесь. — Гранулы. То ли гербициды, то ли пестициды, то ли удобрения какие.

— Подойдет? — робко осведомился Пашка.

— Нам подойдет, а ему уже все равно, — Леший с каменным лицом еще раз поглядел на труп, поразмыслил чуток, а потом добавил: — Вот что, пожалуй разгрузку с него снимем… и ботинки тоже. Вещи хорошие, пригодятся. Вон Даниил Ипатиевич почти босой.

— Нет-нет, что вы, Андрей Кириллович, не надо, — старик протестующее замахал руками. — Я и так… Я привык.

— Нет надо! — Рявкнул в ответ Леший. — Нам жить надо! Вы даже себе представить не можете как надо! Майору эти вещи теперь точно ни к чему. А то что в крови, не беда. Высохнет, оботрется и обсыплется.

— Можно мне жилет? — не дожидаясь разрешения, Пашка присел и липнущими от крови пальцами стал расстегивать молнию на камуфлированном «Тарзане» мотострелка.

Разувать Петровича чекист не стал никого заставлять. Сделал все сам, ловко и быстро. Уже через пару минут Андрюха всучил вконец потерянному Серебрянцеву еще довольно неплохие берцы.

В этот самый момент со стороны пробитой БТРом дыры донесся выстрел. Мы все разом обернулись и резко вскинули оружие. Рефлексы у последних на Земле гомо сапиенсов, как не крути, будь здоров… развились, мать вашу!

На фоне мутного светлого пятна пролома темный силуэт моей подруги виднелся довольно четко. Лиза хотя и продолжала сквозь оптику «любоваться местными красотами», но особых признаком беспокойства не выказывала, а спустя несколько секунд даже махнула нам рукой, словно дала команду «Отбой!».

— Поторапливаться надо, — Леший не очень-то доверял этому неверному, обманчивому спокойствию.

Взявшись за горловину бочки, он приказал Нестерову:

— А ну, майор, подсоби.

Вместе они опрокинули тяжелую железную емкость, высыпали из нее порошок, после чего начали вниз ногами запихивать туда труп Петровича. Тот едва поместился, и милиционеру с чекистом пришлось потрудиться, чтобы крышку все же можно было закрыть. Однако, прежде чем это сделать, Леший в компании Пашки и Нестерова сходил за несколькими мешками строительной смеси, может шпаклевки для стен, а может пасты для керамической плитки. Само собой я не очень-то вчитывался в этикетки.

— Засыплем внутрь, — пояснил подполковник. — Труп начнет гнить, появится влага, и материал затвердеет. Вот тогда уже точно майора не всковырнут. Будет спать спокойно.

Мне много пришлось повидать на своем веку: улицы, заваленные тысячами гниющих трупов, дождь, темный от человеческого пепла, поля, засеянные ржавыми касками и автоматами, но при виде того как окровавленное лицо Петровича тонет в едком белом порошке, мне стало не по себе. Это мне, закаленному жизнью мужику, а вот на Пашку и старика Серебрянцева такое погребение произвело сильное впечатление. Оба они стояли белые как мел. Леший все это конечно же заметил, но ничего не сказал. Он закончил свою работу и как можно плотнее набил на бочку металлическую крышку.

— Все. Готово, — Андрюха отряхнул руки. — Если кто желает сказать прощальную речь, валяйте. Даю пятнадцать секунд.

Все угрюмо молчали, и тогда подполковник заговорил сам:

— Хоть в чем-то ему подфартило. Если уж и нам суждено… то… Короче, чтобы и о нас так позаботились.

От этих слов Пашку тут же стошнило. Стоявший рядом милиционер похлопал пацана по спине и, пытаясь, нет, совсем не поддержать и успокоить, а скорее привести в рабочее состояние, пробурчал:

— А ну, Орлов, отставить. Ты мужик или нет?

— Я все… Дядя Толя, я сейчас… — от властного голоса Нестерова мальчишка вздрогнул и начал спешно вытирать губы рукавом куртки.

— Так, похороны объявляются закрытыми. Поминок не будет, так что всем рассредоточиться.

Подполковник ФСБ думал, что поставил точку в траурной церемонии, но Пашка неожиданно спросил:

— А надпись?

— Какую еще, нахрен, надпись?! — Леший стал заводиться, и если бы не мой взгляд, определенно вызверился на мальчишку.

— На могилах всегда надписи делают. А то забудут, кто там лежит.

Сам того не понимая, пацан изрек очень важную, может даже главную для всех нас вещь. Если мы оставим здесь надпись, то не только сохраним память о майоре, а еще и подарим этому месту, да и пожалуй самим себе надежду. Какую надежду? Да ту самую, главную! Надежду, что сюда после нас кто-то придет, вспомнит, что мир спасен совсем не потому, что ему просто так крупно повезло, а потому, что мы не сдались, что мы боролись за него до конца.

— Краски и кисточки в соседнем ряду, — Анатолий Нестеров рукой показал на край выступающего из полумрака стеллажа. — Лучше эмаль или масляная.

— Я мигом! — не долго думая, Пашка рванул в указанную сторону.

— Стой! — пришлось остановить мальчишку. — Автомат держи двумя руками и не зевай.

— Ага! — пацан поднял свой «укорот» и стал красться как заправский коммандос в джунглях Латинской Америки.

— Там кого-то поставить надо, — майор милиции с подозрение поглядел в спину удаляющегося мальчугана. — Магазин длинный. Из темноты черти-кто может выскочить.

— Задание как раз для тебя, — я поглядел на Лешего, и тот согласно кивнул.

— Да я, собственно говоря, об этом и толкую, — Нестеров отстегнул от своего АКСа магазин, заглянул внутрь него, взвесил на ладони и, удовлетворенно кивнув, вставил назад в автомат. — Тогда пошел. А ты, Максим, давай решай что-то с машиной. Ночь уже не за горами. Если не получиться починить, надо будет срочно думать, как до утра дотянуть.

— Ясное дело, — я сразу же поглядел на покосившийся БТР. — Сейчас только доктор мне пальцы перемотает, и можно будет начинать.

На «доктора» Главный отреагировал странно. А может это не столько на «доктора», сколько на все то, свидетелем чего он стал в последний час. Ханх, не мигая, уставился мне в лицо и глядел так, словно старался прочесть все мои мысли, все чувства. От этого ощущения я даже поежился. Ей богу, не знал бы, что он простой человек…

Звук частых, приближающихся шагов отвлек мое внимание. Это бежал Пашка.

— Что стряслось? — шедший ему навстречу Нестеров насторожился.

— Я краску нашел! — мальчишка показал пол литровую жестняку и кисточку с длинной тонкой кучкой.

— Молодец, что нашел, — Анатолий опустил ствол Калаша.

— А что писать-то? — Пашка как раз поравнялся с милиционером, потому спросил именно у него.

— Что писать… — Нестеров пожал плечами. — Ну-у, как обычно. Фамилия, имя, отчество и дата, конечно.

— Хорошо, я напишу, — пообещал пацан, и в голосе его послышалось непреклонное, вовсе не детское желание отдать последний долг своему собрату по оружию. — А какая фамилия у товарища майора была?

— Это ты у его шефа спроси, — милиционер красноречиво кивнул в сторону Фомина.

Нестеров с Пашкой стояли от нас всего в пяти-шести шагах, так что по сути все мы являлись участниками этого разговора.

— Какая фамилия? — перевел взгляд на Фому и повторил вопрос мальчишка.

Староста Рынка помолчал немного, а потом угрюмо пробубнил:

— Не знаю я фамилию. По большей части Петровичем кликали, иногда Саньком.

После слов Фомы в воздухе повисла тяжелая пауза, которую вскоре оборвал раздраженный, злой,