— Хана машине, — Леший поглядел на изувеченный БТР. — Я заметил, башню перекосило, а значит заклинило. Движок скорее всего сорвало. А о ходовой и вспоминать страшно.

— Вот и не вспоминай, — я зашипел, как вода на разогретой сковородке. — Твое дело наши задницы прикрывать, а железо мне оставь.

— Плиз-з, сэр, оно в полном вашем распоряжении, — Андрюха сделал нескладный шаг в сторону, открывая мне путь к разбитой «восьмидесятке».

— Да уж, в моем! В чьем же еще?

Именно с этим вздохом я взялся за осмотр железного пациента. А впрочем нет, никакого не пациента, а раненого компаньона, товарища, друга. Вместе мы уже столько прошли, пережили, выдержали, что всего и не припомнить. Конечно чаще всего «302-ой» закрывал меня своим бронированным телом. Однако время от времени и мне приходилось залечивать его раны. Вот как теперь. Теперь… я поглядел на машину, погладил ее по грязному обдертому борту и подумал, что теперь все гораздо хуже и сложней. Теперь о лечении разговор не идет. Теперь следует совершить обряд воскрешения из мертвых.

Первое что бросилось в глаза была башня. Этот глазастый Леший оказался прав. Действительно, есть перекос. Это было хреново, даже супер хреново. Заклиненная башня это крест на пулеметах, крест на возможности защищаться. Подумав о защите, я сразу вспомнил об энергетическом щите. Цирк-зоопарк, а ведь верно подметил… именно так… вспомнил. О защитной установке теперь действительно можно было только вспомнить. Большая часть блоков бесследно исчезла, а оставшиеся были смяты и раздавлены, часть их словно дохлые крысы безвольно повисли на длинных хвостах, выдернутых из держателей кабелей.

— Такс-с… — сказал я, обращаясь то ли к БТРу, то ли к самому себе. — Воевать тебе, братишка, будет сложновато. Давай теперь посмотрим, сможешь ли ты вообще сделать хоть шаг.

Я так и сказал «шаг», и меня услышали. Правда совсем не БТР, а Главный, который в этот самый момент показался из люка. Сперва ханх наморщил лоб, пытаясь понять о ком это я, но затем его, видать, осенило:

— У Фомина не нога, а рука сломана. Правая. Мы тут уже и шину наложили.

— Мне бы тоже не мешало какую-никакую повязочку, — я поглядел на свои разбитые пальцы.

— Сделаем.

Ханх уже хотел вновь скрыться в люке, но я его остановил.

— Вы там с Ипатичем дверь разблокируйте. А то мы тут все сплошь калеч убогая, заколебаемся через люки лазать.

Главный бросил быстрый взгляд на жалкие останки уникального детища НПО «Молния» и, ничего не сказав, но с глубоким прискорбием на лице кивнул.

Пока мои помощники копались внутри, я помогал им снаружи. Для того чтобы правая боковая бронедверь открылась, следовало демонтировать пару разбитых, но все еще крепко держащихся блоков. Делать это правильно с помощью отвертки и гаечных ключей, времени естественно не было, и я просто отстрелил крепления двумя одиночными выстрелами, а затем при помощи подбежавшего на шум Нестерова отодрал мертвую аппаратуру от брони. Створки двери распахнулись почти сразу же. Верхняя откинулась влево, а нижняя опустилась, превращаясь в выдвинутую за линию колес подножку. В бледном свете, сочащимся сквозь пролом в стене, я заметил, что на ней поблескивают красные пятна. Кровь, конечно же это была кровь.

Я только подумал о погибшем мотострелке, как в дверном проеме показался Серебрянцев. Он как-то уж очень робко, словно стыдясь своего поступка, попросил:

— Товарищ полковник, помогите пожалуйста. Надо бы тело вынести. А то уж больно крови много.

— Давайте, мы примем.

Я хотел встать на подножку, но Нестеров меня отпихнул.

— Я сделаю. Куда тебе с одной-то рукой.

Тут конечно Анатолий перегнул. Рука, слава богу, у меня была цела, только пальцы… Но спорить я все же не стал.

Стоя рядом, я наблюдал как выносят Петровича. Только сейчас на свету стало понятно, откуда взялось столько крови. Охранник Фомина не просто свернул себе шею, он еще и умудрился обзавестись солидной дырой в затылке.

— Это он в башне чем-то приложился, — когда мотострелка положили на пол, Пашка высказал свое мнение.

— Похоже, — согласился Нестеров. — В момент удара он голову из башни выдернуть не успел, вот и получил. А могло вообще башку оторвать.

Труп Петровича лежал буквально рядом с останками мерзкой твари, которую я подстрелил. От такого соседства мне сделалось как-то не по себе. Было в этом что-то неправильное, противоречащее всему тому человеческому, что в нас еще уцелело. Цирк-зоопарк, ведь тела наших товарищей это не гумус и не падаль, которую можно оставить на растерзание диким, вечно голодным тварям.

— Похоронить надо.

Слова Фомина оказались созвучными моим мыслям. Он стоял рядом. Лицо старосты Рынка казалось приобрело пепельно-серый оттенок. Широко открытыми, но пустыми глазами он глядел на труп своего человека.

— Наружу никто не пойдет! — категорично заявил Нестеров. — Скоро сюда зверье и без приманки сползаться станет.

— Его надо похоронить, — Фомин повторил это уже значительно тверже и громче, при этом в глазах его блеснула разгорающаяся ярость. Казалось, он вот-вот кинется на ненавистного, творящего святотатство милиционера.

— Похороним, обязательно похороним, — я не столько урегулировал конфликт, сколько выполнял свой долг перед погибшим товарищем.

— Где? Как? — Главный огляделся по сторонам.

— Вон, у подполковника спросите, — я кивнул в сторону приближающегося Загребельного.

— Вы чего встали? — на лице бывшего командира Красногорского спецназа было заглавными буквами написано нешуточное неудовольствие. — Ждете пока нас тут всех прикончат? А ну, разлетелись по периметру! Павел, дуй к сестре, я ее у пролома поставил. Майор, а ты…

— Нам Санька похоронить надо бы.

Фомин произнес это довольно тихо, но Леший сразу же заткнулся. Наверное подействовало это непривычно мягкое, сказанное словно о маленьком ребенке, «Санек», и тут же, как обухом по голове, как солью на рану «похоронить».

— Похоронить… — чекист поглядел на распростертое на грязном бетоне тело. — Что ж, давайте похороним. Бочек здесь навалом.

Если слова Загребельного у кого-то и вызвали удивление, то только не у меня. Я прекрасно помнил, как Андрюха как-то давно, еще в Красногорске сказал: «Железная бочка — это сейчас самый лучший гроб».

Почти целую минуту в воздухе висела мертвая тишина. Каждый понимал, что Леший предлагает что- то бесспорно разумное, но вместе с тем и противоестественное, отдающее жутковатым холодком. Бочка… Кто из нас хотел бы найти свое последнее пристанище в стальной бочке?

— Из бочки его не выколупают, — Леший ответил на полдюжины вопросительных взглядов. — А так сожрут, и следа не останется.

— Подполковник прав, — срочно требовалось сдвинуть дело с мертвой точки, побороть нерешительность людей. — Так что взяли, мужики.

Я наклонился и здоровой рукой уцепился за запястье мотострелка. Мне принялись помогать Нестеров, Главный и как ни странно Фомин. Банкир словно забыл о своей сломанной руке и тянул тело погибшего майора с каким-то тупым остервенением и обреченностью, будто сейчас это было самое главное, чуть ли не долг всей его жизни.

Леший и Пашка нас прикрывали. Но, слава богу, на этот раз их защита не понадобилась и погребальная процессия без проблем дотащилась до двух зеленых, кое-где взявшихся первой ржавчиной