— Откуда ты это взял? — тихо спросила она.

— Я сам видел! — он судорожно глотнул, на мгновение превратившись из взрослого сурового мужчины в отчаявшегося мальчишку. — Сам! Не дай Бог такое увидеть ещё раз!

— Успокойся, — Наташа взяла его за руку и усадила рядом с собой. Давай ещё подумаем, а потом решим, как быть дальше. Знаешь, мой дядя Николя говорил, что на второй взгляд чувствуешь гораздо меньше страха, чем на первый…

Он поднял женщину на руки и заглянул ей в глаза.

— Неужели судьба наконец сжалилась надо мной и послала ангела-хранителя?!

Она выскользнула из его объятий.

— А знаешь, я бы чего-нибудь съела!

— Ангел-хранитель на поверку оказался обычной прожорливой женщиной, рассмеялся Евгений. — Ты хочешь, чтобы завтрак принесли сюда или желаешь познакомиться со всеми посвященными Аралхамада?

— Желаю познакомиться, — она топнула ногой. — И желаю одежду. Поприличней.

— Понял! — он шутливо поклонился и вышел.

Обеденная зала представляла собой высокую овальную пещеру: в одной её половине за деревянной перегородкой располагалась кухня, во второй — столы. Стояли они странно, ступенями — на небольшой площадке вверху один стол, ступенью ниже — два стола, ещё ниже три и так до семи. В самом низу, чуть в стороне, стоял ещё с десяток столов. Для послушников.

— Не так уж приятно быть верховным, — шепнула Наташа своему сопровождающему. — Ради каждой трапезы тащись на самый верх, да ещё и вкушай в одиночестве.

— Молчи, мы и так на молитву опоздали, — сказал он, почти не разжимая губ.

Посвященные и послушники украдкой поглядывали на них, но ели молча как видно, разговоры за едой не поощрялись. Женщин за столами не было, потому и прошелестело по рядам завтракающих удивление. Евгений был прав: с её появлением стали нарушаться устои солнцепоклонников. Неужели и вправду её опасаются?

С Адонисом-Евгением она поднялась по ступенькам на пятый уровень. За двумя соседними столами сидело по одному посвященному. Даже беглый взгляд молодой женщины отметил: все мужчины, как на подбор, были широкоплечие, крепкие, здоровые. Кроме культа Арала, очевидно, существовал культ здорового тела. 'Конечно, таким жеребцам без женщин не обойтись, неприязненно подумала Наташа. — Даже под рясой верховного мага угадываются крепкие мускулы, а ведь он далеко не молод. Удобно устроились: заботься о своем теле, удовлетворяй ежеминутные потребности в обмен на видимость фанатичной приверженности к выдуманному богу!'

Подавали еду на всех семи уровнях женщины. Они выглядели постарше Натальи, но вовсе не утратили ни красоты, ни обаяния. Это были, как она помнила из рассказов Рогнеды, выходцы из Терема, достигшие максимального для пребывания там возраста. Среди них не оказалось ни одной толстой, потерявшей фигуру, или небрежно одетой. Они скользили меж столов, судя по взглядам мужчин, знакомые всем и осознающие свою красоту, достигшую расцвета. Им смотрели вслед, а они плыли, слегка поводя бедрами, и даже Наталья отметила их эротичную привлекательность.

— Ешь, — показал глазами Евгений и украдкой сжал её руку: весь он как-то построжел, подтянулся, хотя Наташа понимала, что сейчас ни ей, ни ему ничего не угрожает.

На завтрак подали свежие творог и сметану — откуда они здесь, оставалось только гадать, — копченый окорок, отварной язык, натуральный кофе, какого она давно уже не пила. Похоже, эти 'дети подземелья' любили вкусно поесть!

— Браво, — проговорил Евгений, как только они вошли в длинный, ведущий к его комнате коридор, — ты чуть было не зарыдала над судьбой тех несчастных женщин, которые подавали еду, не так ли?! Она не так мрачна, как тебе представляется. Попробуй заставить их уйти отсюда! В ногах будут валяться, чтоб не выгоняли. Чувства, которые эти женщины испытали в стенах Аралхамада, снаружи отсутствуют. Разве для женщины это не главное?

'Блажен, кто верует, — тепло ему на свете!' — опять вспомнила Наташа любимую присказку дяди Николя, но вслух ничего не сказала. Все равно каждый из них останется при своем мнении.

— Сегодня у нас торжество, — сказал Евгений, отворяя перед Наташей дверь комнаты, — один из посвященных, юноша первой ступени, впервые познает женщину.

— Аль… Алимгафар, — согласно кивнула она, все ещё до конца не веря в то, что самый сокровенный момент человеческих отношений становится доступным для каждого, кто пожелает его видеть. За нею и Евгением тоже подсматривали, но чтобы из священного действа первой ночи сделать спектакль?! Какие же перевернутые мозги надо иметь?

— Всемогущий говорил, что с Алимгафаром ты была прежде знакома. Вы будто бы вместе выступали в цирке?

— Скорее, в небольшой цирковой труппе. Целых пять лет назад.

Она вздохнула, вспомнив то тревожное, опасное, но и счастливое время.

— Тесен мир, — неопределенно сказал он и признался: — А я уж было чуть не начал ревновать. Пять лет назад! Ведь он тогда был ещё мальчишкой! Каких-нибудь четырнадцати лет?

— Тринадцати. Он так вымахал, что я его ни за что бы не узнала.

'Надо же, высокородная, небось маменькина дочка, а по части жизненных коллизий даст мне десять очков вперед!'

— Как ты попала в труппу?

— Бывает, что и медведь летает.

— Очень жизненное наблюдение, — без улыбки согласился он, — а если серьезно?

— Серьезно — долго рассказывать.

— А я не тороплюсь, — он улегся на кровать и положил руки под голову. — Готов слушать самую длинную и скучную историю. Итак, жила-была на свете маленькая княжна…

— Не такая уж и маленькая. В ту пору ей стукнуло девятнадцать…

На торжество Наташа все-таки пошла. Наряд ей принесли такой, что женское сердце дрогнуло. При её жизни такой моды уже не было, а вот на бабушкином девическом портрете ещё помнилось. Кринолин, корсет зашнуровывать его пришлось с помощью Евгения.

Сам посвященный оказался одетым во фрак и старинного покроя сорочку с кружевным жабо. На его груди сиял бриллиантами и изумрудами орден Святого Владимира.

Он попытался надеть на Наташу столько украшений, что не запротестуй она, напомнила бы собой сверкающую рождественскую елку.

— Ну и как мы выглядим? — Евгений подвел её к большому зеркалу.

— Мне все больше кажется, что я участвую в какой-то игре, что это мираж, который развеется, стоит лишь как следует умыться холодной водой. Восемнадцатый век?

— По-хорошему, к этим нарядам положены парики, но я решил, что мы обойдемся собственными волосами.

— А тебе нравится? — Наташа с надеждой посмотрела на него, может, он шутит, понимает, как это все глупо? Но нет, его лицо выражало полное самодовольство. Она поняла: союзника в его лице не найдет — Евгений был безнадежно отравлен. Годами беззаботной жизни, одновременно похожей на приятное приключение, извращенными удовольствиями, в которых они ничего странного не видели. Жизнь-игра, жизнь-сон. И солнцепоклонники не хотели просыпаться.

Рада была раздавлена. Опозорена, унижена, осквернена. То, что с нею сделали, напоминало страшный сон. Из тех, просыпаться после которых стыдно. Стыдно было даже вспоминать, какой она сама оказалась низкой, поганой девкой.

Она попыталась разбить себе голову о стену, но в комнату тут же заскочили два здоровых сильных мужика, которые укололи её чем-то, после чего она проспала несколько часов и проснулась с чувством гадливости.

Эти мужчины! Они не тронули её девственность, но залезли в душу и что-то там повернули. Она больше не была чистой и невинной Радой и теперь не могла выйти замуж за хорошего человека.

Куда она попала? Чужие, злые люди! Казалось, они знают о ней такое, чего до сего дня не