эмиграции, которые произошли в годы войны. «Мы могли ожидать, — сказал он, — что немцы в борьбе с Россией используют эмиграцию, что эмиграция соблазнится и пойдет с ними. Этого не случилось». Тех, кто пошел на службу к фашистам, было сравнительно мало. «Наоборот, в разных странах, — продолжал советский посол, — эмиграция проявила свой симпатии к советскому народу. К советским представителям обращались с просьбами о зачислении в армию, предлагали вносить деньги в фонд обороны и т. д.».
Говоря о волне патриотизма, захватившей широкие круги эмиграции, Богомолов вместе с тем подчеркнул разницу между русским и советским патриотизмом: «Последний шире первого, и его сущность заключается не только в любви к России, но и в принятии всех тех изменений, которые в ней произошли». Нужно сказать, что некоторая, наиболее просоветски настроенная часть эмиграции старалась встать на эти позиции. И не случайно вскоре после выхода из подполья Союз русских патриотов во Франции был переименован в Союз советских патриотов. Но многие эмигрантские деятели были далеки от понимания сущности советского патриотизма, значения дружбы советских народов в деле победы над врагом.
Более того, как выяснилось во время описанной беседы, некоторые эмигрантские политики все еще надеялись, что волна патриотизма, поднятая войной, приведет к каким-то изменениям в советском обществе, направит его развитие в сторону буржуазной демократии. Именно такой тип политиков представлял Маклаков, когда говорил о возможной эволюции Советской России. «Никто не знает, какой Россия будет после войны. И не только Россия… Глубочайшие трансформации происходят. повсюду, пропасть между Советской Россией и миром очень уменьшилась; но это сближение их происходит с обеих сторон, обе стремятся к какому-то синтезу».
Подобные построения очень похожи на то, что позже получило название «теории конвергенции». Не случайно именно в это время выступил с обоснованием новой теории П. Сорокин, тоже русский эмигрант, известный социолог. Концепция конвергенции двух общественных систем становилась своего рода альтернативой ликвидации социалистической системы, когда победа в войне советского народа выявила полный провал таких расчетов. «Теория конвергенции» претерпела, как известно, /205/ в последующие годы различные модификации, но уже в то время ее сторонникам пришлось разочароваться.
Окончание войны в Европе быстро привело и к коренным изменениям политической ситуации в Азии. Еще в феврале 1945 г. на Крымской конференции руководителей трех союзных держав было достигнуто соглашение о том, что СССР через три месяца после капитуляции Германии вступит в войну против Японии. Так и произошло. Рано утром 9 августа 1945 г. Советские Вооруженные Силы начали стремительное наступление в Маньчжурии и уже в первые дни нанесли сокрушительное поражение японской Квантунской армии. Чтобы ускорить разгром вражеских войск, были высажены десанты в Гирине, Харбине, Мукдене, Чанчуне и некоторых других городах. Рассказывая о том, как развивались здесь боевые действия, Маршал Советского Союза К. А. Мерецков вспоминает и о поведении русских жителей этих городов. В основной своей массе они оказывали серьезное содействие Советской Армии. «В Харбине, — писал К. А. Мерецков, — они наводили наших десантников на вражеские штабы и казармы, захватывали узлы связи, пленных и т. п.»33. Среди них были рабочие и служащие бывшей Китайско- Восточной железной дороги, активно помогали советским войскам и многие русские эмигранты, особенно молодежь.
Сообщение о высадке советского десанта в Харбине было опубликовано в «Правде» 22 августа, но еще 16 августа в городе был создан штаб обороны. Его возглавил сотрудник советского консульства Н. В. Дрожжин. В приказе коменданта Харбинского гарнизона Героя Советского Союза гвардии генерал- майора Скворцова была дана характеристика деятельности штаба обороны. Там говорилось: «В момент позорной капитуляции Японии, когда озлобленные исходом войны видные деятели Квантунской армии в харбинском гарнизоне пытались причинить разрушение и расхищение ценного имущества города — советское Генеральное консульство в г. Харбине выделило тов. Дрожжина Н. В. для организации из советских и эмигрантских граждан штаба обороны»*. Далее в приказе военного коменданта отмечалось, что под руководством штаба обороны в Харбине действовало до двух тысяч человек. Н. В. Дрожжин и Г. Г. Пермяков, который был заместителем начальника штаба обороны, называют более значительную цифру — до трех тысяч русских (в том числе 240 советских граждан, а остальные из эмигрантских семей), кроме того, несколько тысяч китайцев, корейцев, поляков. Были созданы вооруженные отряды, которые взяли под охрану радиостанцию, железную дорогу, пароходы, водонасосные станции, склады. /206/
Когда позднее маршал Мерецков прилетел в Харбин, он увидел на улицах города патрули вооруженных гимназистов-старшеклассников. Такой же патруль стоял и возле гостиницы, где был заранее оборудован командный пункт. Остановив машину возле одной из гимназических групп, маршал спросил, каким образом они вооружились. Оказалось, писал К. А. Мерецков в своих воспоминаниях, что русская молодежь разоружила воинские части Маньчжоу-Го и поставила перед собой задачу сохранить в неприкосновенности все городские жизненные коммуникации и сооружения, пока их не займет наша армия34.
Поражение фашистской Германии и милитаристской Японии, конец войны привели и к окончательному краху всех эмигрантских коллаборационистов. Бежали с отступающими немецко-фашистскими частями активисты НТСНП, белогвардейцы, активно сотрудничавшие с гитлеровцами. В Югославии в апреле 1945 г. были разгромлены и частично пленены остатки «охранного корпуса». Захваченные Советской Армией изменники и предатели, известные своими кровавыми преступлениями еще в годы гражданской войны, — бывшие атаманы Краснов и Семенов, генерал Шкуро, Родзаевский и некоторые другие были приговорены к высшей мере наказания35.
После окончания войны указами Президиума Верховного Совета СССР определенной пасти эмигрантов было предоставлено право получения советского гражданства. Это право получили лица, состоявшие к 7 ноября 1917 г. подданными бывшей Российской империи, а также лица, утратившие советское гражданство, и их дети. В первую очередь это право распространилось на эмигрантов, которые в то время жили в Маньчжурии, в провинции Синьцзян, в городах Шанхае и Тяньцзине, а также во Франции, Югославии, Болгарии, Чехословакии и некоторых других странах.
В Югославии в 1945 г., по официальным данным, более шести тысяч русских эмигрантов подали заявления о своем желании принять советское гражданство36. Во Франции около одиннадцати тысяч человек воспользовались этим правом и около двух тысяч из них вернулись на родину. Первым из рук посла СССР во Франции получил советский паспорт митрополит Евлогий, занявший в годы войны патриотическую позицию. Возвращались эмигранты из разных стран, особенно много из Китая. Как только возобновило свою работу советское консульство в Шанхае, рассказывает очевидец, тысячи эмигрантов устремились в него с просьбами предоставить им советское гражданство37.
Заключение
Фридрих Энгельс в свое время дал яркую характеристику поведения, настроений, деятельности разного рода эмигрантов, бежавших за границу после поражения контрреволюции. «Создаются партийные группировки различных оттенков, — писал он, — каждая из которых упрекает остальных в том, что они завели коня в трясину, и обвиняет их в предательстве и во всевозможных прочих смертных грехах. При этом… ведут конспиративную работу, печатают листовки и газеты, клянутся, что через двадцать четыре часа опять «начнется», что победа обеспечена, а в предвидении этого уже заранее распределяют правительственные посты. Разумеется, разочарование следует за разочарованием, а так как это не ставят в связь с неизбежными историческими условиями, которых не желают понять, а приписывают случайным ошибкам отдельных лиц, — то нагромождаются взаимные обвинения, и дело кончается всеобщей склокой. Такова история всех эмиграций, начиная от роялистских эмигрантов 1792 г. и вплоть до нынешнего дня; а кто из эмигрантов сохраняет рассудок и благоразумие, тот старается отойти подальше от бесплодных дрязг, как только представляется возможность сделать это в тактичной форме, и принимается за что-нибудь полезное»1.
