Все эти акты террора, мятежи, попытки осложнить положение Советской республики после того, как Красная Армия разгромила внутреннюю и внешнюю контрреволюцию, были продолжением, хотя и в других формах, военно-политического сопротивления свергнутых революцией и разгромленных в ходе гражданской войны эксплуататорских классов. Но важным моментом в «новой тактике» контрреволюции в условиях нэпа был расчет на использование советской легальности, расчет на «врастание» в советский режим и на его перерождение.
Лидер эсеров В. М. Чернов выдвигал перед оставшимися в Советской России членами своей партии задачу завоевания, при малейшей возможности, «фабзавкомов, делегатских собраний, профсоюзов, беспартийных конференций и вообще всех низовых рабочих органов»71. По мнению Чернова, для эсеров было вполне приемлемым организованное возвращение в Советы, как только обстоятельства позволят это сделать. Он заявил в то время, что встал на точку зрения «длительного изживания коммунизма». Его взгляды получили отражение в журнале «Революционная Россия», который Чернов назвал основным оружием эсеров.
Представители правых эсеровских группировок, отбросив всякую маскировку, выдвигали требование «назад к капитализму»./60/
«Восстановление буржуазно-капиталистических отношений в России, — писал один из деятелей эсеровской партии, В. В. Руднев, — исторически неизбежно и экономически прогрессивно, являясь необходимой предпосылкой возрождения ее народного хозяйства и государственного бытия… Целью мероприятий переходного времени должно быть проведение постепенной и осторожной по темпу денационализации всей области торгово-промышленного и финансового хозяйства, обеспечивающей свободу частнохозяйственной деятельности за старой и новой буржуазией и за привлеченным на здоровых началах иностранным капиталом»72.
В том же направлении развивал свою «аргументацию» «Социалистический вестник», издававшийся меньшевиками в Берлине (начал выходить 1 февраля 1921 г.). Вообще в поведении меньшевиков и эсеров было много общего. И те и другие, как уже отмечалось, раскололись на разные группировки. У меньшевиков справа выделилась группа, которая с апреля 1922 по февраль 1925 г. издавала в Берлине двухнедельник «Заря» (Ст. Иванович, А. Н. Потресов и др.). Там же находилась так называемая Заграничная делегация меньшевиков, которую составили Л. Мартов, Р. А. Абрамович (они приехали в Берлин еще в 1920 г.), а также Е. Бройдо и Д. Далин. Позже членами Заграничной делегации стали и другие лидеры меньшевиков: Ф. И. Дан, Б. И. Николаевский, Юдин и Г. Я. Аронсон — в 1922 г., Двинов — в 1923 г., Кефали — в 1924 г., С. Шварц — в 1926 г.73
Отношения между группой «Зари» и Заграничной делегацией были крайне напряженными, межфракционная борьба не утихала. Большинство меньшевиков поддерживали тезис об эволюции Советской власти, ее «демократизации» в условиях нэпа, иначе говоря, они выступали за проведение политических реформ и обвиняли большевиков в том, что нэп не подкрепляется в достаточной мере такими реформами. Американский историк Леопольд Хаимсон признает, что в начальный период нэпа «меньшевики переоценивали возможности капиталистического развития в условиях Советской власти»74. Нэп, по их мнению, должен был расчистить путь для развития капитализма.
Летом 1924 г. «Социалистический вестник» напечатал «платформу» меньшевиков75. Ее авторы продолжали вести ту же линию, они выступили с «прогнозом» усиления капиталистических элементов в результате экономического развития России. Характеризуя эту «платформу», «Правда» писала: «Можно без конца болтать за марксизм, за пролетариат, против капитализма, против буржуазии, и все это не только простит буржуазия, но и целиком одобрит, если эти же болтуны будут одновременно громить Советскую власть и бороться за частную собственность»76.
Вообще нужно сказать, что в советской партийной печати позиции меньшевиков, их концепции и взгляды подвергались /61/ систематической критике. Ленинградский историк П. А. Подболотов сделал краткий обзор этих публикаций77. Он обратил внимание на ряд книг, брошюр и статей, в которых разоблачались меньшевики как «партия капиталистической реставрации». Выступления «Правды», журналов «Большевик», «Красная новь», «Коммунистическая революция» и др. были важным орудием в идеологической борьбе того времени.
Характеристике «современного меньшевизма» были посвящены статьи, напечатанные в «Большевике». Их авторы писали, что происходит очередной поворот меньшевизма, лидеры которого связывали свои планы с «борьбой платформ и фракций» внутри Коммунистической партии. В оценке социально-экономических процессов, происходящих в Советской республике, меньшевики обнаруживали полное непонимание сущности новой экономической политики.
Ведя открытую полемику с меньшевистским «Социалистическим вестником», «Большевик» публиковал данные о росте и укреплении в условиях нэпа социалистического сектора народного хозяйства, о темпах восстановления государственной промышленности, о развитии плановых начал в руководстве экономикой. Советские авторы разоблачали «вопиющую разноголосицу», которая существовала в «стане меньшевиков». А в том, что «Социалистический вестник» строил дальнейшие прогнозы насчет «грядущего перерождения» Советской власти, находили определенную логику в солидарности меньшевиков с «левыми» кадетами. Что касается Милюкова, то, учитывая влияние нэпа, он писал о выборе форм борьбы, которые «по неоднократным указаниям самих большевиков — наиболее для них опасны». Милюков и его сторонники надеялись на то, что трудности, с которыми встретилась Советская власть в сфере экономической, где идет «борьба с ежедневными мелочами жизни», постепенно приведут к системе, основанной на свободной хозяйственной инициативе и частной собственности78.
В какой-то мере эти люди делали ставку на нэпмана, рассчитывали, что Коммунистическая партия может оказаться бессильной перед «нэпманством». А потому, писал один из кадетских деятелей, «как ни отвратителен этот тип, пока приходится желать именно ему успеха и надеяться, что он сделает широкую брешь в коммунистическом фронте»79.
Гримасы нэпа, его внешние признаки, переданные в рассказах «очевидцев», возбуждающе действовали на воображение некоторых эмигрантских политиков. В начале 20-х годов об «эволюции» Советской власти стали часто говорить в эмигрантских кругах, И такой видный в прошлом кадетский лидер, как В. А. Маклаков, который держался несколько особняком от группы Милюкова, утверждал в одном из своих писем, что для России нет будто бы другого пути, «кроме пути эволюции, т. е. изменения приемов этой власти силами лиц, находящихся в самой этой власти…». /62/
Впрочем, он писал об этом уже с определенной долей сомнения и совсем не верил «в действительность каких-нибудь народных восстаний или террористических актов». Как раз против всего этого, писал В. А. Маклаков в ноябре 1923 г., большевистская власть не только достаточно сильна, но и «абсолютно, исключительно сильна». Маклаков жил тогда в помещении русского посольства в Париже, так и не успев вручить свои верительные грамоты посла Временного правительства. Жизнь его уже кое-чему научила. «Мне стало ясно, — признавался он откровенно, — что низвержения большевистской власти путем гражданской войны быть больше не может».
В то время Милюков и руководимая им демократическая группа «партии народной свободы» (такое название они присвоили себе летом 1921 г.), следуя своей «новой тактике», начали переговоры о создании Республиканско-демократического объединения (РДО), которое стало, как писали сами его участники, «сговором лиц — от левых кадетов до правых социалистов»80. В переговорах участвовали Е. Д. Кускова и С. Н. Прокопович, представители «Крестьянской России», группа эсеров, объединившихся вокруг журнала «Современные записки», правые меньшевики из журнала «Заря», группа «народных социалистов»81. 24 сентября 1922 г. они собрались в Париже, чтобы обсудить проект общей «платформы». Обсуждение затянулось, оно продолжалось около двух лет. В Париже и Праге, в Берлине и Лондоне давно обанкротившиеся политические деятели вели бесконечные споры о том, с какой программой «глубокой экономической, социальной реконструкции» они должны прийти в Россию.
В июне 1923 г. в Праге Милюков достиг определенной договоренности с лидерами «Крестьянской России», в декабре — с «народными социалистами». РДО оформилось в июне 1924 г. и, но утверждению его