После обеда Сиволапов развел зеков на прежние фронты работ. Сытый Налим сначала едва шевелился, но после пары перекуров разошелся, втянулся в ритм, и теперь, уже работавший с некоторой ленцой, Куль не поспевал за своим напарником. Способствовало этому еще и то, что зеки, кучковавшиеся в локалках и почти постоянно отвлекавшие этапников разговорами, куда-то сгинули. Лишь изредка сновали туда-сюда арестанты в черных блатных робах, да вышел какой-то старикан с метлой, и принялся ею методично махать, поднимая больше пыли в воздух, нежели сгоняя ее в одно место. Несколько раз чинно проходили мимо работающих незнакомые краснопогонники в чине от младшего лейтенанта и немного выше. Они подозрительно косились на Николая с Налимом, но шествовали дальше, не останавливаясь.

Несмотря на все старания, Кулин-таки не смог не испачкаться и в старой известке, и в свежей краске. Когда он, докрасив последний кирпич, стянул рукавицы и посмотрел на свой костюм, то пришел в ужас: новенькая серая роба вся была покрыта белыми пятнами, вперемешку с мелкими маслянистыми брызгами.

Клим выглядел не лучше.

– Ой, блин! – воскликнул Попов, оглядев то, что получилось из его одежды, – Ну и зачуханился же я!

И Налим немедленно принялся отряхиваться. Это возымело обратный результат. Вместо того, чтобы покинуть места своего скопления, известка лишь размазывалась по ткани, совершенно не желая ее покидать. Через десять минут бесплодных усилий, раздраженный Клим плюнул себе под ноги и уселся на корточки рядом с безучастным Николаем.

– Как я, блин, в таком прикиде рассекать буду? – С досадой в голосе пожаловался Попов.

Куль не ответил.

– Я что, чушок!? – Налим так был поглощен переживаниями по поводу своего внешнего вида, что не заметил приближения Сиволапова.

– Чего сидим? – Старательно делая вид, что не замечает свежевыкрашенного бордюра и полосы мусора вдоль него, поинтересовался шнырь.

– А твое указание выполняем! – Нагло огрызнулся Клим.

– Какое? – Сиволапов, недоумевая, слегка нахмурился.

– Говном в футбол играем! Не видишь, что ли?

– Ты мне тут кончай базар! – Рявкнул шнырь, поняв, что над ним издевается какой-то желтоперый этапник. – Изгваздали, понимаешь, весь плац, блин! А ну, быстро подхватили все, и мухой в карантин!

Возвращение в этапку напоминало, скорее, полет шмелей, нежели каких других насекомых. Кулин и Попов шли медленно, стараясь не задеть лишний раз грязные орудия труда, игнорирую постоянно оборачивающегося Сиволапова, поспешавшего в нескольких метрах впереди. Но, несмотря на черепашью скорость, зеки были в этапке уже через пару минут. Налим, оставив все в коридорчике, немедленно помчался в сортир, откуда, спустя мгновение, стали доноситься звуки люьщейся воды, шлепки по голому телу и смачные покрякивания. Николай же прошел в секцию, разделся до пояса, аккуратно сложил куртку и нательную рубаху и лишь после этого присоединился к Попову.

Через несколько минут, молчаливым топочущим стадом, вернулись остальные этапники. Кулин едва смог сдержать невольную улыбку: после целого дня работы с носилками зеки походили уже не на бомжей, а на какую-то, следующую, еще более низкую стадию падения человеческих существ.

Николай поспешил покинуть умывальник, и к тому немедленно выросла кряхтящая очередь. Стянув сапоги и размотав вонючие портянки, Куль разлегся на шконке, лениво шевеля пальцами ног и вполглаза наблюдая за происходящим вокруг. Налим вновь развил бурную подготовительную деятельность. Он с независимым видом прохаживался по секции, подсаживаясь то к одному, то к другому зеку, и по всему было видно, что подготовка вечернего «спектакля» идет полным ходом. Николаю даже на какое-то мгновение стало жаль непутевого парня. Одним безрассудным поступком он порушил себе всю судьбу. Впрочем, эту судьбу он покорежил уже когда шел на свое преступление. Сейчас же он еще и усугубил свое падение.

Ужин прошел с видимым спокойствием. Уже по количеству бросаемых в сторону «петуха» взглядов он давно должен был бы понять, что происходит нечто неладное. Николай поражался его показному безразличию и недоумевал: неужели этот парень настолько уверен в себе, что не опасается пойти в одиночку против толпы возбужденных зеков? Или опущенный уже настолько устал прятаться, что раскрытие его масти дарует ему облегчение, несмотря на то, что весь оставшийся срок ему придется прожить в «петушатнике»? Или же он просто смирился со своей участью и не желает избегнуть ее хоть каким способом?

Едва добровольные баландеры утащили пустые бачки, как к Николаю пришли гости.

– Эй, Кулин… Тебя там кличут… – Сообщил один из этапников.

Обувшись, Куль вышел в коридорчик. Там его дожидался вчерашний знакомый Муха. Николай скользнул взглядом по его лицу, почел надпись на бирке: «Мухалов В. 5 Отряд».

– Держи. – Щурясь, словно от яркого света, блатной щелкнул пальцами. Из-за его спины вынырнул щуплый мужичонка, который и подал Николаю объемистый мешок. Тот принял груз.

– И, запомни, Куль, – Муха сплюнул этапнику под ноги, – Мне до откидона целых пять месяцев…

– И что? – Разыгрывая непонимание поинтересовался Николай.

– Не дай Бог, ко мне в отряд попадешь! Сразу под шконку шифруйся!

Не дожидаясь ответа Кулина, Мухалов резко повернулся и загромыхал коваными подошвами по крутой лестнице. Его шестерка, шепнув: «Ой, и зол он на тебя!..», как будто это не было видно с самого начала, поспешил следом.

Притащив мешок в секцию, Кулин, не откладывая, решил ознакомиться с его содержимым. Сверху, россыпью, были навалены пачки «Ватры». Николай выстроил их перед собой на одеяле, пересчитал. Количество оказалось странным – 21.

Ниже обнаружился черные костюм и пидорка, точно такие же, в каких ходили местные блатари. В куртке, завернутая, обнаружилась пара обожженных яловых сапог. Их носкам кто-то придал, очевидно, по последней зековской моде, квадратную форму. Голенища оказались сложены гармошкой. Даже у