тела единственной желанной женщины. Его собственная простая мантия, фундоши и набедренная повязка под ними никогда не были препятствиями. Соединив свои тела, они ощутили блаженство, граничащее с просветлением. Они слышали только, как дождевые капли стучали по крытой деревом крыше их убежища. Словно в медитации, они не замечали течения времени. Они не искали наивысшей точки в своем соитии, состояние возбуждения и экстаза, до которого они возвысились, было главным объектом их страсти. Они не были озабочены непременным завершением, они словно наслаждались прекрасной музыкой. Когда она снова смогла говорить, Танико спросила:
– Ты возьмёшь меня, когда поедешь завтра осматривать стену? Я буду рядом!
Он прислонился спиной к стене маленького домика. Её голова лежала на его груди.
– Дзебу, – отрывисто проговорила она, – мне бы не хотелось, чтобы меня несли вдоль стены на носилках. Я тоже хочу, как самурай, поехать верхом, если только я смогу взобраться на лошадь.
– Ничего не имею против, – сказал Дзебу.
– Этот Мунетоки, – зло сказала она, – пользуется моими советами во всём, но требует при этом, чтобы я пряталась, как прокажённая. У меня нет сил. Мы пленники закона на этих островах. И не только женщины, но каждый из нас, – с того момента, как пал император. Вот почему я боюсь за нас. Монголы нас победят, пока мы тут будем охвачены нашим гонором и церемониями.
– Да, – сказал Дзебу, – это именно то, чему я пытаюсь научить своих воинов.
– Я намерена предстать перед войсками как Ама-сёгун, когда придут монголы. Я не стану скрываться! Дзебу, сколько у нас еще времени до прихода флота Кублая?
– Он прибудет в следующем году, – сказал он с уверенностью. В прошлом году, в Год Зайца, монголы завершили своё завоевание Китая, разбив китайский флот в великой битве у южного берега. Последний император Сун, ещё мальчик, исчез в волнах, как и император-дитя Антоку в Симоносеки.
Дзебу охватило предчувствие, что монголы уже захватили власть на море. Вестники с суши доносили, что монголы с жестокостью правят как в Корее, так и в Китае, готовясь к нападению. Монголам удалось направить китайских солдат и китайские корабли, только недавно воевавшие против них, сражаться за себя. Аргун Багадур, начальник Управления Взысканий у Гу-паня, переметнулся из Хан-Балига в Корею, где он пробыл месяц, а затем отправился на паруснике в павшую столицу Сун Линьнань, самый большой порт в Китае. Аргун не хочет терять времени. Они придут следующей весной или ранним летом и постараются пробиться через береговые укрепления до наступления осенних штормов.
Её ноготки впились в его грудь, иссечённую шрамами.
– Что с тобой, Танико-сан?
– Я боюсь монголов! Так много раз ты был на волосок от гибели из-за них. Так много раз я теряла тебя. Я не хочу потерять тебя снова!
– Ты не должна думать о будущем. Будущего нет.
А сам, гладя её длинные волосы, не тронутые сединой, несмотря на возраст, думал: «Это так просто – потерять меня, моя любовь. Но я ещё очень многое должен сделать. Как и ты».
Глава 14
Письмо Кублай-хана Шиме Танико:
«Поскольку вы имеете склонность сносить головы моих посланников, я посылаю вам это письмо несколько необычным путём. В то время, когда вы получите его, лама, который передаст его в руки одной из ваших фрейлин, уже скроется. Если печать на письме будет сломана, то, я полагаю, вы снесёте голову и вашей фрейлине, успевшей столь многому научиться у вас. А чтобы вы не сомневались в подлинности этого письма, позвольте мне напомнить вам, что кличка „Слон“ была известна только нам с вами.
Не допустите провала моей последней экспедиции на ваши острова, чтобы польстить своим ложным надеждам. Она может быть отменена только в случае шторма. Кроме того, в тот раз мы послали лишь небольшую армию, большая часть наших войск была занята тем, что преодолевала сопротивление в южной части Сун. В этот раз мы выступили всей нашей мощью, объединившись силами с Китаем и Кореей, которые нам подчиняются.
Я хорошо помню вашу мудрость и силу характера. Поэтому я освободил вас много лет тому назад. Я знал, что вы будете, несмотря на то что вы – женщина, оказывать влияние на свою страну. Но вы пошли даже дальше того, чего я ожидал. Вы можете по своему опыту рассказать жителям вашей страны, каков я и какова моя мощь. Скажите им, что сопротивление мне приведет их к гибели, однако ваш маленький народ пожнет бесчисленные плоды своего благоразумия, стань он частью великого целого. Я даже приготовился посмотреть сквозь пальцы на казнь моих посланцев, поскольку тот, кто отдал приказ о ней, – уже мёртв. Я не понимаю людей, которые отвернулись от своего самого лучшего полководца, Муратомо-но Юкио, моего бывшего воина, и подчинились указаниям человека, который покончил с собой, бросившись с коня…
Я знаю, что ваш народ – гордый. Все нации верят в то, что они произошли от богов, но, кажется, вы верите в это с особой страстью. Так не допустите же, чтобы гордость привела ваш народ к гибели.
Вы очень хорошо меня знаете, госпожа Танико. Быть может, вы захотите возобновить ваше знакомство с аристократами Хан-Балига и окружением Великого Хана. Ничто так не обрадует меня, как ваше возвращение. Это станет возможным после того, как ваш народ убедится в том, насколько это почётно – подчиниться судьбе и следовать самым мудрым из возможных путей. Я знаю, что у меня достаточно и силы и власти, чтобы осуществить всё мною задуманное. Я могу сдвинуть горы и изменить русла рек. Неужели вы можете хоть на минуту предположить, что я позволю вашему крошечному народу на краю земли воспротивиться силе моей власти? Вы утверждаете, что вы живёте в тех местах, где восходит солнце. Я же скажу вам, что все нации на всех землях от восхода до заката солнца должны подчиняться Великому Хану. Так повелели Небеса!
Сердито выпятив губу, Танико свернула письмо и поднесла его к жаровне, обогревавшей её комнату. Его предположение о её способности предать свою страну так же оскорбительно, как требование вернуться в его гарем. Непрошеные яркие воспоминания об их любви в его огромной постели промелькнули у нее в голове, и она почувствовала себя задетой. Это еще больше разозлило её, и она, в раздражении подтолкнув остатки письма в огонь, едва не обожгла кончики своих пальцев. Они не виделись уже много лет. Теперь бы он не захотел её в своей постели. Неужели он думает, что она не знает этого? Или это оттого, что у нее есть Дзебу? «Да, я знаю его, – думала она, – но он меня ещё не знает. Он не знает моего народа. Кем бы мы ни были – детьми богов или простыми человеческими существами, мы не можем быть предметом посягательства другой нации. Мы сами будем править своей страной, или – не будем существовать
