Были среди них строки о погибшем отце, молодом солдате.
И я, еще ничего не говоря ему о стихах, подумал, что жизнь Роберта озарена подвигом его отца, который пал на границе в сорок первом году и которому он, Роберт, нынче ровесник.
Ранний апрель
Я иду по снежной реке на остров, густо заросший вербами. Издали остров кажется огромным пятном — ивовые ветки порыжели.
Сережки уже сбросили свою кожуру и выглядят ослепительно белыми, атласными, нежными.
По ночам подтаявший снег стынет на морозе, и образуется блестящий крепкий наст. Зимой в лес не ступишь — сразу по пояс в сугроб провалишься. А сейчас я уверенно сворачиваю с дороги, иду по холмам, лощинкам, кустарниковым зарослям. Мягко подается под ногой наст, но тяжесть выдерживает. Вокруг деревьев углубления — это тает снег от нагретых лучами стволов.
Но самое замечательное, что можешь нынче куда хочешь идти, словно весенняя природа, уже предчувствуя свое торжество, приглашает в покои к себе Человека и одаривает его солнцем, синевой, первым и тревожным шелестом ивовых прутьев.
Как сапожник Прон лишился своих заказчиков
Жили в деревне сапожник Прон-хромой — у него одна нога на протезе была — и охотник Пров. Оба мастерами своего дела были. Прон тачал такие сапоги, что хоть в Москву на выставку. Пров так метко бил зверя и птицу, что хоть всю деревню мог накормить. Славились они по округе как умельцы.
Но даже у умельцев есть свои недостатки. Были они и у Прона с Провом: любили выпить друзья при случае.
Однажды Прова вызвали в орс и сказали:
— Даем тебе лицензию на отстрел лося. Мясо магазину надо.
Вскоре Пров убил лося. Мясо и шкуру сдал, а копыта с собой понес в деревню. Пошел под хмельком, потому как деньги получил.
Наведался прежде всего к другу Прону.
Стали обмывать удачную охоту, благо у Прона жена в отъезде, а Прова никто не ждет — вдовец он. Ставили друг другу по чекушке, глядит Пров, а у него денег совсем мило в кошельке.
— Слушай, Прон, купи ты копыта.
— На что мне копыта, — отвечает Прон.
— А ты к протезу примастеришь, ходить ловко будет.
— Да ну? — задумался с хмеля Прон.
— Да как же не так! Лось зверь, а эвон на копытах какой гон дает.
— Это верно, — почесал затылок Прон.
И купил два копыта. Одно — на протез, другое — про запас.
Ушел Пров. Стал Прон копыто прилаживать. Приладил. Встал на копыто и сразу кособоким сделался. «Это от непривычки», — подумал.
А в это время бабка-соседка за ботинками пришла и видит: стоит Прон и копытом постукивает о половицу.
— Дьявол, — обмерла бабка и из сеней одним духом.
Сообразил Прон — не так что-то, и решил снять копыто.
Сел на лавку, снимает его.
А бабка тем часом других привела, те в окно заглянули — и обалдели. Шепчут:
— Он копыто отымает… А сам весь черный…
И все врассыпную.
С тех пор старухи Прону даже на починку сапог не носят, а Пров, как навеселе, посмеивается:
— Ну, как копыта? Не сносил? А то у меня еще два есть с задних ног!..
Из охотничьих баек
Собрались мы с Ванькой на охоту — выпили.
Пришли мы с Ванькой в лес — выпили.
Собаку с поводка спустили — выпили.
Глухаря на ветке увидели — выпили.
Пальнули. Я — в Ваньку, а Ванька — в меня — выпили.
Я — Ваньку убил, а Ванька — меня… Выпили.
Слова
Есть в русском языке слова и речения, которые не могут жить в городах — словно боятся шума толпы, скрежета машин и фабричного дыма. Они селятся в лесных деревеньках, живут красивой жизнью, как летние травы.
Ученые называют такие слова диалектизмами, а местные жители просто дружат с ними со своего младенчества.
…В лесу росло столько грибов, что, казалось, трудно ступить, чтобы не надломить шляпку. Я бродил по лесу, потом вернулся домой, спросил сына моей хозяйки: «А мать где?» — «А за грибами на упряжку пошла».
«Упряжку… упряжку… — подумал я. — Уж не возят ли они на телеге грибы из леса?»
Но все было проще: «на упряжку» здесь говорили как «на минутку», «ненадолго».
В другой раз сказал мне старик: «Не ходи на реку. Скоро мочкий дождь пойдет».
«Мочкий» — тог, который вымочит. И вправду, хлынул дождь, крупными каплями стучал по лопухам, сбивал с ветки молодой вишневый цвет.
У Онежского озера я заблудился в лесу. Встретил ребят на берегу. Они играли в моряков, и вид у них был решительный. «Идите по кенде — попадете в деревню», — сказал старший, в матросской бескозырке, и это слово «кенда» звучало в его устах как какой-то старинный корабельный термин. А оказалось, что по- здешнему «кенда» — тропа вдоль воды.
В пасмурные городские дни я иногда мечтаю о горных алых цветах марьины коренья или об огромных — с блюдце — полевых ромашках. Так же и с этими словами — отрадно, что они живут где-то, как диковинные яркие цветы, и делают русский язык еще глубже и необычней.
