Эта возможность, Бэн, уникальна. Многие мудрецы нашего мира мечтали бы поговорить с предсказателем. К тебе же он пришёл сам, – это бесценный, Бэн, бесценный подарок!

– Но он уехал…

– От тебя – ненадолго и недалеко. Мы отправимся вместе, на корабле Серых братьев, “Хароне”, который для всех остальных – небольшое почтовое судно. Много часов ты сможешь провести с ним в беседах. И если ты напишешь потом об этих беседах – то твои записи будут дорого стоить. Но я вернусь к цели своего длинного монолога. Мне просто хотелось отметить феномен [20] существования оракулов на земле. Самые известные оставили после себя много трудов, которые ты можешь найти в любой относительно крупной библиотеке. Например, сочинения великого Данте – “Ад”, “Чистилище”, “Рай”, в которых он показал нам всё, что нас ждёт после смерти. Или катрены [21], которые оставил нам Мишель Нострадамус, живший спустя двести лет после Данте. Вернёшься с Томом домой – почитай эти катрены. Откровения в них настолько пронзительны и объёмны, что Мишель их зашифровал, сделав доступными для мудрецов, но оградив от ремесленников и землепашцев, сознание которых ещё не смогло бы вынести тяжести знаний о мире.

– Я, вообще-то, не большой любитель читать, – Бэнсон смущённо потёр бритую голову. – Да и писать тоже.

– Расскажешь об услышанном своему сыну, когда подрастёт. Мне кажется, что он будет частым гостем Бристольской библиотеки.

– Сыну… – Бэнсон засопел, с тоской глядя в пол. – Как они там без меня? Алис, Томас, все остальные…

– Единственное, в чём можно быть до конца уверенным, Бэн, – это в том, что они тебя ждут.

– Скажи, Альба, – заинтересовался вдруг Бэнсон, – а когда жил Нострадамус?

– Примерно двести лет назад, – ответил монах.

– А за двести лет до него жил Данте?

– Именно так.

– А не получится так, что через двести лет после нас появится новый мудрец-предсказатель?

– Йорге уверенно заявлял, что такой мудрец будет. Он родится через двести лет, в двадцатом веке, в России, которую мы называем Московией. Имя его будет – Даниил.

– И он тоже напишет какие-то книги?

– Да. Он подарит людям великий труд – “Трактат о Розе”.

– Трактат – о цветке?

– Роза – лишь образное определение, Бэн. Вера в единого Бога – вот тот цветок, о котором будет говорить Даниил. А лепестками цветка станут все существующие религии, когда они объединятся сами и соединят все народы Земли в единое братство.

– Неужели такое возможно?

– Йорге считает, что это обязательно будет. Да, кстати, и Нострадамус об этом упоминает. Один из его катренов так и начинается: “В центре огромного мира – Роза…”

Бэнсон сдвинул брови, потёр ладонью макушку. Сказал с досадой:

– Я, к сожалению, не слишком умён. Вот если бы мастер Йорге поговорил с Клаусом или с нашим Бристольским библиотекарем Генри – вот это для них был бы подарок!

– Может быть, Бэн, он и встретится с ними. Не могу утверждать, что мастер Йорге сейчас не услышал и не отозвался на твоё пожелание. Ты только письмо отложи, не верти в руках. Вот, воск почти стёр. А тебе нужно его три года хранить.

Через два дня отправился в путь и Бэнсон. Не в своём обличье придурковатого странствующего монаха, а как обычный человек в обычной одежде. Альба заботливо устроил его на высокой охапке сена, накрытой ещё и ковром и пуховым одеялом.

– Поедешь, как принц, Бэн, – говорил он, добавляя ещё и подушку, – и это правильно. Нога у тебя заживает мало сказать – быстро, – стремительно. Так не будем же этому мешать! У тебя теперь новые документы, по которым ты служишь переписчиком в Басрийском аббатстве (там ведь стоит Томов “Дукат”, верно?), так что забудь пока своё великолепное “бу-у!”

Рядом с массивной тушей смущённого такой заботой Носорога поместилась холщовая сума с притаившейся в ней цепью, а с другого боку лёг его громадный, побывавший в работе топор в окрестованном чёрном чехле. Альба пристроил Кобру под балахоном, забрался на лавочку кучера и пошевелил вожжами. Лошади тронулись.

Но поехали не прямо в Плимут, а завернули сначала в бывшее имение Регента. Впрочем, пробыли здесь недолго – Бэнсон даже не слезал с повозки. Альба поговорил о чём-то с выбежавшей к ним молодой хозяйкой, которая после этого подошла к лежащему Носорогу и стояла рядом, положив ладонь на его перевязанное бедро, пока слуги, снующие от дома к повозке, заполняли все свободные места корзинами со снедью и холодными, поднятыми, очевидно, из погреба, анкерами с пивом и ягодным соком.

– Глубокая рана? – страдальчески сдвинув бровки, спрашивала хозяйка.

Бэнсон, краснея, отрицательно мотал головой.

– Так вы, значит, отыскали злодеев, виновных в смерти Цинногвера?

Бэнсон растерянно заморгал: он понимал, что в данной ситуации любое слово не просто имеет вес, но и может стать роковым. Знал об этом и Альба, который поспешил ответить:

– Отыскали, моя госпожа. И это были очень свирепые псы. Если бы вы, госпожа, видели его рану…

– Она так опасна? Не лучше ли будет, если вы оставите благородного Бэнсона здесь, у нас, до его