Улыбались: «живем в шато».Рдеет пурпур и гарь заката,Переулок твой озарив:Это «два золотых фрегатаНа коралловый стали риф».Ты растерянно притулилсяМеж винтеров и винопийц:Это «принц Флоризель томилсяВ мутном клубе самоубийц».Вянет месяц над Самаркандом,Синей влагой залив бассейн:Это «в Кордове по верандамЛунной ночью гулял Гуссейн».Летом пил ты бузу, наверно,Но и в трезвом напитке хмель:«Замечательная таверна!Превосходный шотландский эль!»Мглистый вечер, туман с болотца,Но не стоит идти домой:Сладкой жутью в тумане вьется«Баскервильской собаки вой».Каждый дом на горе — «акрополь»,«Монтезума» — каждый цыган;Называется: Севастополь,Ощущается: «Зурбаган».В мире всё, «как на той картине»,В мире всё, «как в романе том», –И по жизни, серой пустыне,За миражем вечным бредем.И прекрасной этой болезни,Удвояющей наши дни,Мы кричим, исчезая в бездне:«Лама, лама, савахфани!»
1942
ТАМ, В ГОРАХ
Нине Манухиной
Буря болтает ночь напролетГрубо нарубленный звездный лед;Стынет горы угловатый ком,Кованный чертовым каблуком;Слушая бури чугунный гул,Ухом к ущелью прильнул аул.Камни подковами колет конь,Пули в погоню гонит огонь,Грохота горный черпнул черпак,Кровью червонный черен чепрак;Стремя, как время, мерно звенит,Стужу на темя рушит зенит.Бури упорной рычи, рычаг;В юрте пылает в ночи очаг,В юрте от вьюги угли поют,Путника в мутный зовут уют.Позднее время, путника нет;Звездное племя душит рассвет.Тихо у снежных, у грозных круч;Нежный по снегу мерзнет сургуч…
1942
ЗА ОКНОМ
Ты веселую лампу зажгла…Отступи, заоконная мгла!Не пролизывай мутью стекло:В нашей норке светло и тепло.Но бубнит заоконная мгла:«Я недаром к тебе подползла;Эта светлая норка — обман;Не в тебе ли слоится туман?Не твои ль замутились пути?И тебе ли до цели дойти?Выходи! Мы с тобой побредемПодружиться с бездомным дождем;Он прохватит тебя до кости;А, издрогнув, не стильно ль брести?Вот тогда мы с тобою вдвоемО грохочущем солнце споем!»
