Ушли не дышать фонари.Иди же, иди же, иди же!Квартал за кварталом — иди!Мороза скрипучие лыжиСкользят у тебя по груди.Межзвездный презрительный холодВо весь распрямляется рост,И мир на ледяшки расколотСредь грубо нарубленных звезд.
1940
«Вот этаких — сплотил и изваял…»
Вот этаких — сплотил и изваял.Была ж резцу работа и ваялу!По скульптору — материал,Но ведь и скульптор — по материалу!
1941
ИЮЛЬ 1941
Уходит солнце мертвой розой,День меркнет, и нельзя помочь,И склеротической угрозой,Как жила, набрякает ночь.Она стоит, она коснеетТысячетонной тишиной,И некий черный тромб густеетВ безмолвной дрожи кровяной.И, разрывая людям ушиИ миру придавая крен,Вдруг тайным голосом кликушиВопит отчаянье сирен.И в небо, в известковый свиток,В апоплексический сосуд,Тугие выдохи зенитокУдушье смертное несут.И бредом фосфорного пылаВстают и в небе до утра –Бедлама синие стропила –Шатаются прожектора.А небо, купол, круче-кручеСвой перекладывает руль,Чтоб рухнуть в бешеной падучейЗеленых, синих, алых пуль!
1941
РАССВЕТ
На горизонте меркнут пожары,Чуть выцветает черная ночь,Реже и глуше рвутся удары,Клекот моторов кинулся прочь.Тихо. Всё тихо. Небо свинцовей.Сонною рыбой мякнет балкон.Тише движенье вспугнутой крови,Куришь ровнее, страх под уклон.Тихо, как мрамор. Улиц каньоныПусты и голы. И над тобойГолос грохочет, далью рожденный:«Больше угрозы нету. Отбой».Медленный выдох! Медленно с вышкиСходишь на землю. Жизнь — впереди:Около суток. Дальние вспышки?Это пустое, — и не гляди…В комнате серой ровно и скучно.Мне подарили двадцать часов.Чем их заполнить? Время беззвучно,Мысли застыли, — чашки весов.Нечего взвесить, нечего бросить.Атараксия, строгий покой…Только, должно быть, новая проседьСнова поладит с новой тоской.