Одет монашески и коротко острижен,По миру шествуя легко и не спеша,Прямолинейною иглой карандашаОн вносит в книжечку слова церквей и хижин.И целомудренным размером осветлен,И умной скупостью расчисливая краски,Для ткани будущей сплетения и связкиВ устоях каменных натягивает он.И треугольником скульптурного отвесаПо уравнениям разметивши слова,Ведет нетленный стих. И пламенно жива,Взвиваясь к небесам, священная завеса.
1917
МОГИЛА БАРАТЫНСКОГО
Я посетил величественный город,Подземную безмолвную столицу,Где каждый дом украшен мавзолеем,А мавзолей отягощен крестом.Я проходил по мягкой меди листьев,Влеклись глаза вдоль твердых барельефов,И тлела мысль теплом и ломкой болью,Священные встречая имена.Но проходил, не замедляя шага.Меня манил неогражденный камень,Где иссечен великолепный профильДорически-прекрасного певца.О, чистота всесовершенных линий,Напрягшихся в певучем равновесьи,О, ясная и умная прохладаВ Финляндии зачатых Пропилей!О счастьи скорбь, томление о Музе,И мысли боль, и отягченный якорь,Что подняли марсельские матросы, –Всё в ясности отпечатлелось тут.
1917
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Копьями солнца взнесенное,Здравствуй,Прохладное утро.ВетерМой парус надул,Белый,Как женская грудь,Сладко прижаться щекоюК его упругому кругу,В гулкую чашу егоТрепеты моря ловить.Женщины тело бездушноеЖалко свернулось у борта.Впалая грудьНе вдохнетСолью пропитанных струй.Что же мне слушатьВнимательным ухом,Как тайным брюзжаньемНежная кожа ееВ каждом изгибе звучит.Талатта, талатта!Дальше!Разверзни широкое лоно,Женское тело прими.В глубиЕго упокой,Я же,Один и отзывен,Навстречу солнцу,По зыби,Бешеным бегом звеня,Вспеню серебряный путь.
