которого шмыгнул под крыло… Даже привыкший к неожиданностям в полете, Андрей почувствовал, как отделяется от сиденья; он стал шарить руками по окантовке иллюминатора, чтобы ухватиться за что- нибудь.

Оказавшись в воздухе без скорости, самолет стал проваливаться, и Андрей теперь отчетливо видел, что противоположный край оврага возвышается в каких-нибудь ста метрах перед самолетом!..

Но, видно, еще не пробил для них урочный час. Самолет, все так же отчаянно звеня надрывающимися моторами и резонирующей обшивкой, каким-то образом выкарабкался на уровень бугра, причесал ветром кудрявую низенькую поросль и повис, почувствовал наконец крыльями уплотненную небольшой скоростью опору.

Андрей разжал стиснутые до хруста зубы и кончиком языка провел по высохшим губам.

Ревя всем напряжением своих «райт-циклонов», самолет вздрагивал в чуть возмущенном воздухе, набирая метр за метром высоту… Еще несколько секунд, и стало ясно, что, во всяком случае, если он и упадет, то не сейчас, не в сей момент!

А то, что они должны были обязательно упасть, было предрешено еще там, на земле… Андрей мог об этом пока смутно догадываться, но с дальнейшим ходом событий это впечатление проявлялось в его сознании все отчетливей, ясней.

Секунд через тридцать пилоты, обретя дар речи после оврага, стали ругаться между собой. Второй пилот стал стучать чем-то по рычагу уборки шасси: рычаг этот находился позади его кресла почти в самом проходе в рубку экипажа и был хорошо виден из салона через распахнутую дверь. Андрей встал и двинулся к рубке, чтобы в этой ситуации понять, в чем дело.

Ну конечно!.. Левая нога шасси убралась, а правая, очевидно, зависла в полуубранном состоянии: об этом говорила потухшая зеленая лампочка на приборной доске и незагоревшаяся красная. Рычаг уборки шасси заклинил, и правый летчик, молодой парень, тщетно пытался его сдвинуть. Самолет, и без того перегруженный, тем более скверно набирал с провисшей ногой высоту и скорость.

Андрей встал в проходе. Левый летчик, обрюзгший и какой-то неухоженный пожилой человек, настолько напряженно стискивал руками штурвал, что Андрею стало ясно: это не только крайне неопытный командир, но и случайный здесь, на борту. Вцепившись в баранку и нервически шевеля ее, 'командир корабля' даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто стоит позади него в проходе.

— Надо садиться обратно! — буркнул он резко, выдавая свой крайний испуг. Второй пилот вопросительно посмотрел на авиационного подполковника, с инспекторским видом стоящего в проходе.

— Попробуйте выпустить шасси, — посоветовал Андрей.

Первый пилот, опять же не обернувшись, смиренно махнул рукой: мол, давай!

Второй пилот опустил рукоятку шасси. Красная лампа исправной ноги тут же погасла, через пять- шесть секунд ниже ее загорелась зеленая. Справа сигнальные лампы не горели. Очевидно, правая нога шасси так и не пошевелилась.

— Надо поворачивать обратно и садиться на одну ногу в Грейтфалсе! — проговорил все в том же нервном возбуждении командир.

— Не стоит волноваться, — наклонился к его уху Андрей. — Я летчик-испытатель из Советского Союза, прекрасно знаю вашу машину, много летал на ней. Давайте следовать дальше по маршруту. За это время выработается часть горючего. Если уж придется поломать самолет, к чему же с этим торопиться? Еще успеем себе разбить носы!.. Пойдемте дальше и за это время что-нибудь придумаем, тем более вес самолета значительно уменьшится.

Андрей понимал, что ничего большего придумать нельзя… Он знал, что на следующем промежуточном аэродроме, уже в канадском городе Эдмонтоне, им все равно придется сажать самолет на одну ногу. Но он также знал, что в Эдмонтоне расположена штаб-квартира генерала, начальника американской части трассы, обеспечивающей перегонку всех самолетов в Советский Союз, и надеялся, что этот генерал — честный американец и поможет им выпутаться из трудного положения. Еще надеялся Кочетков, что деятелям из определенных враждебных кругов будет не так сподручно продолжать их преследование в Канаде.

Словом, невольному дипкурьеру нужно было любой ценой добраться до Эдмонтона.

Горючего у них было достаточно, чтобы долететь туда на пониженной скорости при неубранном шасси. Тон Андрея успокоил незадачливый экипаж. Командир еще раз нервно махнул рукой и приказал второму настроить радиокомпас на Эдмонтон. Тот покрутил ручку, но раньше, чем он что-нибудь понял, Андрей увидел, что РК неисправен.

Поняв новое осложнение, экипаж снова забеспокоился, и командир было уже накренил машину, чтобы поворачивать, но Андрей тихо и с улыбкой сказал ему:

— Командир, вы такой старый воздушный волк, а переоцениваете сложность ситуации. Дело пустяковое, пойдемте визуально под облаками. А?.. Ну вот и порядок!.. А там, в Эдмонтоне, если заночуем, я вам обещаю — преотлично выпьем!

Последнее, как показалось Андрею, существенно прибавило решимости старому волку, и он, подобравшись под кромку облаков, пошел вперед. С борта виднелась шоссейная магистраль, и Андрей стал помогать экипажу в уточнении маршрута по карте. Постепенно в рубке все успокоилось, и через три часа они увидели впереди аэродром Эдмонтона. Посадочные знаки были выложены, и Андрей, заметив, что командир стал снова нервничать, сказал:

— Садитесь так, как если бы у вас шасси было исправно. И все будет о'кэй! — Андрей понимал, что в том состоянии, в котором находится этот человек, да и при его, несомненно, ничтожном опыте пилотирования такого самолета, как Си-47, ни в коем случае нельзя советовать, чтобы он садился с креном в сторону исправной ноги; обязательно трахнется крылом, и тогда от них останутся головешки…

'Кто он такой?.. — продолжал раздумывать Андрей, когда пилот примеривался зайти против ветра. — Должно быть, отыскали его где-нибудь в пивной, посулив крепкий куш за этот рейс. И очевидно, работу, хотя и были уверены, что платить никому не придется'.

— Так, так, спокойней! — подбадривал Андрей, — Отлично планируем, расчет хоть куда!.. Подтяните слегка моторами… Ну, ну, еще… Вот, вот… Совсем отлично… Нет, нет, покуда рано… Теперь давай щитки! — крикнул Андрей второму пилоту. — И выключай моторы!

Машина приближалась к траве, когда второй пилот выключил «лапки» зажигания. Это оказалось предусмотрительно, так как совсем дошедший в крайнем нервном напряжении первый пилот в следующую секунду так трахнулся единственным колесом о землю, что Андрей, конечно, не удержался на ногах, если бы не повис на поручнях в проходе. «Дуглас» сделал устрашающий скачок, замирая, покачался слегка в воздухе, как мяч, подпрыгнул еще несколько раз и покатился… на колесах!

Не веря глазам своим, Андрей уставился на обе зажегшиеся зеленые лампочки на приборной доске и ощутил под ногами мягкое покачивание катящейся на обеих ногах машины.

Все трое молчали, как бы боясь спугнуть сотворение чуда, но когда самолет совсем замедлил бег и, заскрежетав тормозами, остановился, переглянулись. На лицах отразилось наплывающее счастье. Потом оба американца вскочили и стали молотить друг друга по плечам. Они были так заняты друг другом, что забыли про Андрея. А он вышел в салон и крикнул на ходу пассажирам:

— О'кэй! — хотя мог сказать и по-русски — все в порядке!

'Нет, право, недаром говорят: дуракам счастье!' — подумал он о пилотах.

Каково?! Надо ж было этому бедняге так трахнуться единственной ногой!.. Ну разве это не чудо, что от перегрузки и сотрясения вывалилась и неисправная нога!.. Нарочно не придумаешь… чтобы задний ломающийся подкос, повисающий секундой раньше ноги, тут выпрямился под своей тяжестью и стал в распор, образовав замок!.. Ну повезло!

Тем временем пилоты запустили моторы и не торопясь двинулись к зданию аэропорта.

Андрей, беспокоясь за сохранность вверенных ему чемоданов, решил с Супруном немедленно разыскать начальника перегоночной трассы, генерала, о котором ему уже приходилось слышать в Вашингтоне.

Генерал, к счастью, оказался на месте и принял советских летчиков тут же. Не надеясь на свою английскую речь, Андрей попросил Супруна рассказать все.

Генерал оказался веселым и жизнерадостным человеком. С нескрываемым интересом он слушал Супруна и временами понимающе смеялся. Как истый оптимист, он, видимо, рассуждал так: 'Раз все хорошо кончилось — надо только радоваться и смеяться'.