Тогда, когда будет стоять на моем месте и глядеть на вас.
Но расскажи нам твои старые новости!
Ну как же! Петруччо едет в новой шляпе и старой куртке, в старых, трижды лицованных штанах; сапоги его служили свечными ящиками — один застегнут пряжкой, другой подвязан шнурком; старый ржавый меч из городского арсенала с изломанной рукояткой, отбитым острием и без ножен. На лошади — изъеденное молью седло, и стремена друг с другом в родстве не состояли. Вдобавок еще лошадь больна сапом, холка сбита, зубы шатаются, селезенка екает, кожа в болячках, суставы распухли; страдает желтухой и головокружением; ее грызут глисты, спина с изъяном, лопатки торчат, на передние ноги припадает, удила сломаны, а недоуздок из бараньей кожи, да его, видно, так часто натягивали, чтобы лошадь не свалилась, что он разорвался и теперь в нескольких местах связан узлами. Подпруга сшита из шести кусков, а подхвостник бархатный, с дамского седла; на нем именные буквы, красиво выложенные гвоздиками, и связан он бечевкой.
А кто едет с ним?
Ах, синьор, его слуга, разукрашенный не хуже лошади. На одной ноге у него бумажный чулок, на другой шерстяная гетра, и подвязаны они синим и красным шнурками. Старая шляпа, а вместо пера воткнуто сорок пестрых лент. Чудовище, истинное чудовище по наряду, и не похож ни на христианского лакея, ни на человеческого слугу.
Не зря Петруччо так смешно наряжен,
Обычно он как принято одет.
Я рад, что он явился, в каком бы он виде ни прибыл.
Нет, синьор, он не прибыл.
Разве ты не сказал, что он прибыл?
Кто? Петруччо прибыл?
Ну да; Петруччо прибыл.
Нет, синьор; я сказал, что его лошадь прибыла, а он сидит на спине у нее.
Да ведь это одно и то же.
Где видано такое?
Тут дело не простое;38
Ведь конь и господин,
Хоть больше, чем один,
А все-таки не двое.
Куда все подевались? Эй, кто дома?
Вы в добром здравии?
Куда там в добром!..
Но не хромаете?
Сказать по правде,
Одеты вы не так, как подобает.
И в лучшем платье я спешил бы так же. —
