точкой и Салвой – промежуток около трехсот миль.
– Точнее, триста двадцать четыре, – сказал Хаким.
– Да и Салва – это еще не предел мира. Они могут направиться в Катар, в нейтральные земли, в Оман... В Хадрамаут или Йемен...
– ...Или в Африку, или на луну, – закончил Хаким. – Успокойтесь, комендант, ваше воображение шутит с вами дурные шутки. Они такие же люди, как все остальные; они могут далеко не все, и к тому же они связаны по рукам и ногам своими обязанностями. И если уж я способен догадаться, что они собираются предпринять, то я могу понять и то, что они никогда бы не стали делать.
– Не понимаю, – признался полковник, усаживаясь в кресло. – Я простой солдат. Ваши догадки кажутся мне волшебством.
– Это моя работа, – сказал Хаким. – Просто работа. Хотя, надо признать, она потруднее, чем командование дивизией или парочкой бригад... К тому же у меня есть свои источники информации, как вы успели заметить.
– Да, пожалуй. А кто доставлял вам сведения в Ракке?
– Увы, я не могу этого открыть, я в ответе за своих информаторов.
– Нет, вы скажете! – настаивал Зейд. – Все-таки комендант здесь я!
– Возможно, я скажу вам об этом позже... если вы останетесь комендантом. А теперь, могу ли я получить машину?
– Возьмите белый «Бьюик», который стоит у входа.
Хаким покачал головой.
– Если вы не возражаете, я бы предпочел машину без номера иракской дипломатической службы.
– Тогда возьмите голубой шевроле, с кувейтским номером. Ключи в машине. Вам еще что-нибудь нужно?
– Больше ничего, полковник. До свидания, и спасибо за гостеприимство.
– Счастливого пути, Хаким.
– Благодарю. И вам счастливо, комендант.
Хаким вышел, а полковник Зейд еще долго сидел в кресле, заадумчиво глядя на телефон. Он понимал, что комендантом ему больше не бывать. Куда его пошлет Багдад? Наверняка в какой-нибудь паскудный форт в пустыне или в болота под Аль Курной. Может, его даже понизят в звании, а то и расстреляют, если решат, что он пагубно повлиял на события.
Он слишком устал быть постоянно начеку.
Зейд продолжал тупо пялиться на телефон, пока в голову ему не пришла одна мысль. Он ведь может позвонить на саудовский форпост и предупредить, что мимо них проследует иракский спецагент и его помощники. Может, они пристрелят Хакима или, на худой конец, посадят в тюрьму лет на двадцать. Конечно, это не спасет его самого, но хоть какое-то удовлетворение он получит.
Но это была идея, которая приходит только в такую отвратительную погоду. Самоубийство, убийство, помешательство... Единственное, что удерживало от подобных действий, – это безмерная усталость.
Тем не менее, Хаким мог предугадать и такой вариант и принять меры предосторожности. Он был умным мерзавцем.
11.
Отряд Дэйна весь день двигался размеренной рысью. Они остановились только раз, у колодца Кабари Вадха. Там им встретилась небольшая группа сбейских овцеводов, которые гнали стадо из Кувейта. Овцеводы поделились последними сплетнями об измученных иракских солдатах, исколесивших вдоль и поперек все земли Ракки. Новости были встречены всеобщим ликованием. Еще ракканцам рассказали об убийстве молодого инженера-геологоразведчика по имени Хасан, родом из Аоудиса. Убийца все еще не найден.
Услышав об этом, ракканцы ничем не выдали своих чувств. Джабир отошел в сторону, и Дэйн последовал за ним.
– Ты его знал? – спросил американец.
Помрачневший Джабир ответил:
– Знал, и очень хорошо. Он сочувствовал нашему движению, и вообще был моим другом.
– Как ты думаешь, кто мог его убить?
– Иракцы, скорее всего. Нам известно, что в Ракке сейчас действует один из спецагентов Багдада. Человек по имени Хаким. Если он в чем-то заподозрил Хасана, он мог таким способом заставить его замолчать навеки.
– Я только раз встречался с Хасаном. Он показался мне славным парнем.
– Он был гораздо лучшим человеком, чем я. Нельзя оставить его смерть неотмщенной, – сказал Джабир.
Дэйн кивнул.
– Пойдем, надо держаться вместе со всеми.
Возле колодца Кабари Вадха ракканцы пробыли не больше получаса – только пополнили запасы воды и двинулись дальше.
Если они и были «мягкотелыми горожанами», как говорил Майид, то ничем этого не показывали. Ракканцы ели, пили и справляли естественную нужду не сходя с седел, не останавливая верблюдов. Это были жилистые, выносливые люди, как будто скрученные из проволоки. Дэйн надеялся, что тоже сумеет не ударить в грязь лицом.
Его колени уже давно перестали болеть и почти одеревенели. Подобно Джабиру, он старался не думать о боли, усталости и других неудобствах похода, как и о сомнительном успехе своего дела. Он понимал, что, если начнешь себя жалеть, станет только хуже. Правда, у него не было под рукой маленького мешочка с «кат», чтоб облегчить страдания.
Королевская дорога, тянувшаяся на севере от Кувейта к Эр-Рияду, по западным меркам не представляла из себя ничего особенного. Дэйн слышал, что от нефтеносных районов к этому городу проложили недавно новую асфальтированную дорогу, но она проходит далеко на юге. Таких же дорог, по которой они сейчас ехали, Дэйну раньше видеть не приходилось. Засыпанная гравием, она вилась между пологими песчаными холмами. Унылое однообразие безжизненной желто-серой пустыни нарушали только изредка попадавшиеся камни и убогие клочки кустарников. Но даже такая дорога была куда лучше рыхлого сухого песка, полосы которого время от времени попадались на пути.
В оазисе Вабра Майид встретил какого-то рашиди, возвращавшегося из Эр-Рияда на грязном заморенном верблюде. Они разговорились, предоставив усталым путникам возможность хоть немного передохнуть. Беседа оказалась долгой и оживленной, поскольку в клане Авазим было принято жениться только на женщинах клана Рашаида и еще нескольких небольших кланов.
Они разговаривали около часа, и вот Майид с необычайно озабоченным выражением лица степенно подошел к Дэйну.
– Этого человека зовут Абдулла ибн Худжайлан, он приходится мне троюродным братом по материнской линии. Я лично не особо доверяю этим рашиди – они считают своим господином достопочтенного Мутаира и даже гордятся этим. Но они в самом деле много знают о планах Мутаира, – сказал он.
– И что? – спросил Дэйн.
– Так вот, мой родственник рассказал нечто чрезвычайно важное для нас. Вы помните лошадей?
– Каких лошадей?
– Шавафских лошадей, которые, в общем-то, принадлежат Мутаиру. На одной из них скакал так называемый омани. Помните, этот шавафский конь спас вам жизнь, когда Бен Алима заметил...
– Да-да, конечно, я вспомнил, – сказал Дэйн.
– Так вот. Насколько известно мне и Бен Алиме, эти лошади были проданы Рубаи, в Ирак. Но теперь все немного переменилось. Абдулла говорит, что на Рубаи неожиданно напали враждебные иракские пастушьи кланы во главе с Мунтафиком, – начал объяснять Майид.
Абдулла подошел ближе и прислушался к рассказу родича. Это был коренастый мужчина с бычьей шеей, слепой на один глаз из-за трахомы. Он сказал:
– Я удивлен, что вы не слыхали об этом. Это случилось года два-три назад, во время одного из курдских бунтов. Мунтафик пошел вместе с иракскими войсками, чтоб отплатить за давнюю кровную обиду. Они увели
