Божьему предначертанию принадлежит мне, а не тому, кого ныне называют Дмитрием. Мне этот Дмитрий понадобится, чтобы занять этот престол. Я думаю, что у Яна Сапеги не меньшие возможности, чем у этого Дмитрия. Не видит ли Ян Сапега смысла разделить этот престол со мной, московской царицей?
Нет, положительно, эта невысокая, худенькая княжна с ясными и спокойными голубыми глазами, венчаная волей судеб на московское царство, ввязанная в сложную интригу хитросплетений государственных интересов, начинала нравиться Сапеге. Откуда в столь хрупком теле мужская жесткость и столь яростное честолюбие? Отправляясь в Московию, якобы поддержать право на царствование названного Дмитрия, он нисколько не верил, что этот самозванец, хотя бы на час сядет на царский трон. Царица Марина с ее столь горячей верой в свое предначертание и твердостью в характере может стать воистину царицей.
— Ясность, государыня, всегда предпочтительней неясности. Вся беда в том, что в той борьбе, в которую тебя вовлекли мы не найдем ясности до ее завершения.
— Ясность должна быть в желаниях. Готов ли ты, Ян Сапега, дерзнуть на наш союз? Если ты пришел таскать каштаны из огня для короля, то нам не по пути!
— Тебе я обязан сказать правду. Ты способна выслушать правду. Да, я пришел таскать каштаны из огня, но не для Сигизмунда, для Речи Посполитой. Короли приходят и уходят, а Речь Посполитая остается нашей заботой на чьей бы голове не сияла королевская корона.
— А Московия под моим царским венцом, который был бы разделен со мной Яном Сапегой не стало бы благом для Речи Посполитой?
— Это благо надо взять силой. Такой силы у нас нет, нет и у короля без названного Дмитрия. Яблоко еще не созрело, хотя червяк добрался до его сердцевины. Мы должны трясти дерево, чтобы яблоко упало. Червяк — это тушинский Дмитрий. Без него мы яблоко не стрясем. Когда яблоко упадет, мы уподобимся Адаму и Еве, если успеем его разделить, покуда король не прогонит нас из рая. Ныне я могу отдать себя служению тебе, как рыцарь. Иным я сегодня не располагаю.
— За рыцарское служение благодарю! Не опоздать бы тебе Ян Сапега!
Марина встала, давая знать, что аудиенция окончена. На выходе из шатра Сапегу встретил Мнишек. В его взгляде немой вопрос. Сапега, ни словом не обмолвившись, вскочил на коня.
Мнишек проводил его недобрым взглядом, вздохнул и вошел в шатер. Марина встретила его гневным возгласом:
— Отец, когда ты перестанешь торговать мной? А если торгуешь выбирай состоятельных покупателей!
— Он отказался?
— Он несостоятелен, чтобы оплатить покупку, а я не откажусь от своего права на русский престол. Сапега мне напомил слова Генриха Наваррского, что «Париж стоит мессы». Московия стоит того, чтобы я признала тушинского Дмитрия за своего супруга.
— Не просто этот путь. Всегда найдется кто-либо указать тебе, что едешь ты не к супругу.
— Это моя забота, отец!
Сапега поднял войско на переход в Тушино. Следом, в сопровождении пана Зборовского, в карете ехала Марина. Юрия Мнишека везли в телеге. Марина с утра, казалось, пребывала в прекрасном настроении Ей нашли польское платье. Она шутила в пути с Казановской и напевала польские песенки. В Можайске ее приняли, как царицу. Горожане подносили хлеб-соль. Улицы были заполнены народом. Бабы переговаривались, разглядывая государыню. Одна подбежала из толпы к карете, подала царице ржаные лепешки и взмолилась:
— Пожалей, государыня, наше сиротство. Притупи смертоубийства!
Из Можайска до Звенигорода один переход. Выехали утром. Лето прощалось с землей золотым огнем берез и огненной листвой кленов. Прохладно и солнечно. Марина распевала песенки.
Молоденький шляхтич из ее сопровождения воспылал к ней сочувствием. Подравнял своего коня к открытому окну кареты и сказал:
— Государыня, не веселиться бы тебе. Знать бы тебе, государыня, что в Тушино ждет тебя не супруг твой и вовсе не Дмитрий!
— Не может быть! Все говорят, что в Тушино ждет меня царь Дмитрий!
— Бежать бы тебе, государыня, от этого Дмитрия! То жидовин из Польши, коего приволокли сюда силой. Беги, государыня, пока не оказалась в руках князя Рожинского.
Не знал молодой шляхтич, что Марина с нетерпением ждала от кого-либо этакого разоблачения и готова была разыграть и гнев и отчаяние. Она приказала остановить карету и позвала отца Мнише спустился с кареты. Торопливо подошел к карете. Марина воскрикнула:
— Отец, что я слышу? В Тушино гнет моего супруга, в Тушино сидит обманщик!
Подскакал пан Зборовский. Марина рыдала:
— О чем слезы, государыня?
— Дальше я не поеду! — объявила, всхлипывая, Марина.
Мнишек понял, что Марина начала свою игру. Он изобразил на лице растерянность. Зборовский взволновался.
— Объясните, государыня! В чем причина расстройства?
— Меня обманули! В Тушино — не мой супруг! Там самозванец. Это позор, панове!
— Кто вам это сказал?
— Честный шляхтич, не зараженный вашим бесчестием! Он не утратил польского благородства!
Зборовской в пути внимательно следил за каретой Марины, видел кто к ней подъезжал. Указывая на юношу, спросил:
— Этот?
— Спросите его, он знает, кто назвался царем Дмитрием!
Зборовский подозвал шляхтича.
— Молодой рыцарь, погляди, как ты расстроил государыню! Что ты ей сказал?
— Я сказал ей, что она увидит в Тушино.
— Повтори!
— В Тущино, государыня не найдет царя Дмитрия, а найдет жидовина самозванца.
Зборовский приказал:
— Связать лжеца!
— А я повелеваю, как московская царица не трогать шляхтича. Я не хочу обмана и требую, чтобы вы отправили меня с отцом в Самбор!
— Об этом, государыня, вам придется просить гетмана Рожинского. А я имею приказ доставить вас в Тушино. Мы захватили вас с отцом по согласию с князем Юрием и по его просьбе.
Последнее слово осталось за Мариной.
— Вы везете меня насильно! Об этом будет знать вся Польша!
Поезд тронулся В отряде посмеивались.
— Дожили, что царями делают насильно.
— Лишь бы цари нам служили, а не мы царям.
В Звенигороде последний привал перед переходом в Тушино. Здесь Марину застало письмо от Богданки. Он советовал задержаться в Звенигородском монастыре на местном церковном празднике. Марина посетила монастырь, отстояла поминальную службу. Здесь князь Василий Мосальский, вдруг, выступил в роли обличителя.
— Вот ты, государыня, молилась над мощами русского святого, а писал тебе, чтоб ты почтила монастырь, не твой супруг.
Марина воспользовалась предлогом и вновь расплакалась, впала в истерику. Когда ее попытались посадить в карету, стала отбиваться, достала из-за корсажа стилет и объявила, что если ее схватят, то заколется. Позвали Яна Сапегу. Он разгадал: она хочет изобразить перед поляками, что ее насильно везут к тушинскому Дмитрию. Он взял Марину под руку и отвел в избу. На окружающих так взглянул, что никто не
