привидением. А душа заняла другое подходящее тело, которое бросила уже его собственная душа. Мы… — Уна откинула прядь волос, — были очень удивлены, когда поняли, что Элия и Ари — это суть одно целое, раздробленное когда-то. Эта вероятность, она в чем-то отличается от нашей. Но в этом моменте, думаю, она не сильно изменилась.
— Вы… — Вир побледнел, — зачем вы все это мне рассказываете?
— Мы можем воссоединить все обратно, — сказал Тайган. — Тело Элии немного изменится. Дух и душа вновь сольются воедино.
— Так чего же вы медлите! — страшно крикнул эльф.
Уна вздрогнула и спряталась за спину Тайгана.
— Дослушай, а? У нас воспоминания слились воедино, и некоторое время Ари потом мучалась головной болью. Но… — голос девушки сорвался, и она замолчала.
— Мы можем только все соединить, — продолжил за нее парень. — Но мы не знаем, как вернуть ее к жизни.
— То есть?
— После обряда… абсолютно здоровая и целостная Ари будет спать. Но это будет мертвый сон. И мы не знаем, как можно вернуть жизнь обратно в это тело!
— Вот как. Но по крайней мере, у меня будет надежда. — Вир вцепился в подлокотники так, что дерево угрожающе заскрипело.
— И… еще одно, — Уна прикусила губу, — она… не будет тебя любить. То, что и дух, и душа полюбили сразу одного мужчину, сыграет против тебя, дядя.
Вир покачал головой:
— Это мелочи. Главное, что она будет жить!
Уна и Тайган переглянулись.
— Хорошо. Тогда, Тай, берешь тело Ари. Дядя, тело Элии. И идите за мной.
Прочертив в воздухе проем, Уна отступила в сторону. Неярко светилась арка портала.
— Идите. Я закрою за нами.
Первым в проем шагнул Тайган, затем Вир. Уна закрыла портал за секунду до того, как в дверь постучали.
Заплаканная Карен сидела на краю стола, рассматривая доску. Кио стоял около окна, вглядываясь в стену серого дождя, словно надеясь кого-то увидеть.
— Вир вернулся… а Стар нет. Почему? — тихо спросила девушка.
Урсаил неторопливо подошел к доске. На лицо Карен он старался не смотреть.
— Смотри. Вот здесь стоял Вир. Клетки вокруг него стали белыми везде. Если ты помнишь — цвет начальной клетки менять нельзя. Раунд завершился его безоговорочной победой над Вороном. А теперь смотри вот сюда. Видишь, Стар стоит на доске. Но белые клетки только за ним, треугольником. А перед ним — три черных клетки.
— Он не может уйти отсюда, потому что есть ход для черного игрока? — догадалась Карен.
— Верно, — кивнул урсаил.
— А Лея… почему ее нет на доске?
— Потому что она уже вне игры. Фигурка демонессы рассыпалась сразу же, как только Интессо ее забрал.
— Вот как, — стихиария опустила голову, тоскливо глядя в пол. — ТерАль не сказал вам, кем пойдет дальше?
— Твоей фигуркой, — ровно ответил Кио. — И он должен скоро вернуться. Так что иди. Умойся. И займись чем-нибудь дельным.
— Не могу! — Карен сжала кулаки. — Я такая… бесполезная!
Мастер Аден покачал головой.
— Карен, не глупи. Подумай. Будь ты бесполезна — стала бы ты королевой? Безусловно нет. Так что соберись с силами и посиди. Например, вот здесь, на диванчике.
— Не могу! Не могу сидеть без дела! — крикнула стихиария.
— Значит, вперед на задание, — уронил гулко непонятно откуда появившийся ТерАль, и Карен швырнуло куда-то в сторону.
Когда девушка открыла глаза, то невесело подумала, что это становится традицией. Она стояла в центре огромной толпы на невольничьем рынке. И пусть сейчас продавали не ее, все равно было неприятно смотреть на помост. Тело девушки было закутано в легкий серебристый плащ. В правом кармане приятно холодили ладонь какие-то искристые камешки.
Оглядевшись по сторонам, стихиария поняла, что таких же серебряных, как и она — еще двое. Причем вокруг них и вокруг Карен было пустое пространство. Не очень большое, но достаточное, чтобы свободно дышать.
Стихиарии пришлось стоять минут двадцать, прежде чем она смогла разобраться, что один такой камень, как у нее в кармане, равен ста золотым. Судя по тому, сколько у Карен было в кармане, она могла купить всех рабов одним махом.
Впрочем, время шло, рабов все выводили и продавали. Карен стояла, скрестив на груди руки, и пыталась понять, зачем она здесь, чего ждет? Интуиция молчала.
— Последний и исключительный лот на сегодня! — прогрохотал голос распорядителя над площадью.
Вскинув голову, Карен почувствовала, как в груди что-то больно кольнуло. На помосте стояла амазонка. Такая же, как Аника… или Андалия. И она была беременна!
Карен сжала кулаки, борясь с желанием обернуться огнем и выжечь всю площадь. До черной земли… уничтожить всех, кто допустил, чтобы в этом мире продавали женщин как «вместилище идеального раба».
Занятая своими мыслями, Карен упустила тот момент, когда начались торги. Стартовая цена в двадцать золотых изрядно удивила девушку. Не всех рабов продавали и за половину такой суммы.
Страсти накалялись…
Когда сумма дошла до пяти сотен золотых, вступили серебряные. Карен молча наблюдала за их торгом и молчала.
— Семь латунных. Раз. Семь латунных. Два. Семь латунных…
— Десять, — равнодушно обронила Карен.
Площадь замолчала. Тишина была такая, что неожиданно стало слышно судорожное дыхание измученной женщины на помосте. И только сейчас, только в этот момент, стихиария поняла, осознала ту странность, которая ее терзала. Все… все кроме нее и серебряных в числе покупателей, — все не дышали!
Тяжело вздрогнув, Карен с трудом собралась с мыслями. Судя по огромным глазам распорядителя, тому было сделать это еще тяжелее.
— Ну, мил-распорядитель, чего молчишь? — поинтересовалась девушка, подходя к помосту. — Считай.
— Надеешься с помощью ее ребенка снять свое проклятие? — прошипел один из серебряных, невесть как оказавшийся рядом.
Весело фыркнув, Карен мысленно опустила нахалу на голову что-то тяжелое. И проходя мимо, задела плечиком и тихо сообщила:
— Вы меня, мессир, с кем-то перепутали.
Уже поднимаясь по лестнице, девушка растерянно теребила камни в кармане. Равнодушно положив требуемую сумму, Карен не смогла не заметить, что ее камни очень сильно отличаются от остальных.
Распорядитель, впрочем, был не против. Более того, смотрел на камешки как на величайшее сокровище.
Вручив стихиарии длинный поводок и какую-то бляху, распорядитель так и остался за столом, зачарованно пересыпая полученные латунники.
— Многовато ты силы туда вбухала, подруга, — сказала амазонка.
