стоящий поблизости фургон. – Карета подана, господа борцы за справедливость. Она доставит вас в лагерь, полный единомышленников.

Перед тем как влезть в машину, Гордиенко бросил взгляд на небо. Тучи постепенно расходились, и становилось светлее, хотя и ненамного. Тьма уходила, но ей на смену не спешил ни свет, ни сумрак. Это выглядело странным и даже нелепым, но ощущение было отчетливым до боли: казалось, что тьму от света отделяет невидимая стена, которая не дает солнечным лучам прорвать черную завесу, как пустота между стеклами в пластиковом окне не дает уличным звукам проникнуть в квартиру. Странностью больше, странностью меньше; в последние двое суток загадки стали привычным элементом жизни, но Евгению почему-то было не по себе. Слишком уж точно соответствовали эти капризы природы текущим событиям в мире людей. То свет победы и надежды, то удобная для диверсий темнота, то поражение и пустота изоляции. Гордиенко сел на жестяной пол фургона. В будке не было ни кресел, ни скамеек, только узкие вентиляционные прорези.

«Да, именно пустота, вот что остается в душе от поражения. Пусть даже временного...»

Машина тронулась, и к спине Гордиенко привалился Павлов. Он скрипел зубами от боли в простреленной ноге и тихо ругался.

– Вот и лагерь им зачтется, – из дальнего угла пробормотал Карасев. – Мало того, что целую армию создали и технические средства массового пользования без разрешения модифицировали, так еще и незаконное содержание под стражей практикуют.

– Зачтется, если кто-нибудь раскрутит это дело, – процедил Павлов. – Пока их со всех сторон прикрывают фигуры вроде Кабанова, твои мечты как непорочное зачатие: возможно, только кому это надо?

Высокие отвесные скалы, несколько осыпей – тоже явно не лучших мест для восхождения – и всего один тоннель. Так выглядела горная котловина изнутри. На дне ее, оккупировав площадку размером в гектар, не больше, расположились три барака, лазарет и навес для полевой кухни. Охрана сидела за стенами из бетонных блоков, которые образовывали тамбур перед входом в тоннель. Двое тяжелых ворот откатывались по направляющим строго поочередно: внутренние – наружные и наоборот. Даже Гордиенко пришел к выводу, что вырваться из лагеря практически невозможно. Видимо, поэтому пленников не держали под замком, а предоставляли им полную свободу действий внутри этой горной ловушки.

Когда внутренние ворота закрылись, к вновь прибывшим стали подтягиваться «старожилы». Двое из них помогли Павлову дохромать до лазарета. Остальные окружили Гордиенко с Карасевым и начали наперебой расспрашивать о новостях. Евгений поручил лейтенанту роль пресс-секретаря, а сам пробился сквозь толпу и направился к бараку, на пороге которого мелькнула знакомая фигура.

– Друг Дмитрий! – крикнул он.

Фигура, почти уже скрывшаяся внутри строения, встрепенулась и дала задний ход.

– Евгений! – «турист» сначала обрадовался, но затем огорчился. – Вас тоже не миновала участь сия?

– Как видите. Вы здесь один?

– Нас около двух сотен, – Дима сверкнул ревнивым взглядом.

– А Татьяна? – уточнил Гордиенко, игнорируя его скрытый вызов.

– Я здесь, – Таня вынырнула из глубины барака и повисла у Евгения на шее. – Привет!

Офицер немного растерялся. К Татьяне у него были самые теплые чувства, но ничего глубокого. Хотя, возможно, он просто не успел в себе разобраться. Столько было дел и происшествий. Евгений осторожно обнял девушку.

– Привет...

– Женя, – Таня провела прохладными пальчиками по его подбородку, – я скучала.

– Это новость, – признался Гордиенко. – А как же друг Дмитрий?

– А ну его, – Таня ни на секунду не задумалась. Хотя бы о том, что отвергнутый друг стоит в двух шагах за ее спиной.

– Хорошо, я подумаю, – Евгений вежливо улыбнулся и снял ее руки со своих плеч. – Сначала расскажите, чем тут занимаетесь. Желательно по теме.

Таня обиженно надула губки и спрятала руки за спину. Дима же, быстро сообразив, что на личном фронте еще не все потеряно, воодушевился и просиял.

– Исключительно по теме! Пойдемте, Евгений, я познакомлю вас с главным свидетелем обвинения! Это он подбросил пленку господину Шорникову. К сожалению, как выяснилось, случайно.

– Ой ли? – усмехнулся Гордиенко. – Случайно подбросил и загремел в лагерь?

– Так сложилось, он же свидетель! – Дима многозначительно поднял указательный палец кверху. – Причем не какой-то там... Он известный человек, ему могут поверить самые широкие слои населения.

– Журналист? – предположил Евгений.

– Как вы догадались?

– Кто еще может соврать так, чтобы ему поверили?

Они уже вошли в барак и направились вдоль рядов двухъярусных нар к импровизированным ширмам. За ними проживала Таня и еще две женщины. Из-за них же появился упомянутый Димой журналист.

– Напрасно вы, господин офицер, – обиженно заявил он.

– Что это вы забыли на женской половине? – поинтересовался Гордиенко. – Служите смотрителем гарема?

– Я наслышан о ваших манерах, – буркнул журналист. – Но я понимаю, психология спецназа – штука глубоко заразная. Нечто похожее было в идеологии Третьего рейха. Сверхчеловек, железная дисциплина, твердая рука... Ну что ж, обществу нужны секретные идолы. При коммунистах были сотрудники КГБ, теперь