Вблизи немецкой колонии у ст. Невиномысская я был при учебе случайно ранен и контужен разорвавшимся снарядом, после чего целый месяц во Владикавказе ничего не понимал, появилась Джексоновская эпилепсия. Был демобилизован и уволен как негодный к военной службе. С снятием с воинского учета в 1920 г.

В партию я поступил во время парт, недели в 1917 г. в.[164] В 1920 г. у села Марыска был выбран комиссаром полка и утвержден. Коммунистов нас в полку было 6 человек. Я считался «политпросвещенным», знал, что разницы между коммунистами и большевиками нет.

В 1921 г. прибыл в деревню, а осенью поступил в археологический институт, экономически не выдержал. В 1922 г. поступил в мед. институт и окончил 1927 году.

В Смоленской области заведовал участковой больницей. В Екимовичах 3 года, в Починке 3 года работал окулистом, в гор. Ярцеве около 2-х лет. В 1934 г. был для пополнения Сов. армии мобилизован. Служил в Бобруйском военном госпитале зав. глазным отделением. Майор медслужбы.

В сентябре 1936 г. был арестован с предъявлением обвинения по ст. 58-й п. 10 и осужден Военным трибуналом сроком на 3 года. Предъявлено обвинение: 1) восхваление Троцкого, английской конституции, Столыпинской системы хуторов. В январе 1938 г. при аресте на допросе предъявили обвинение в активном соучастии в контрреволюционной повстанческой организации. Тройка вынесла решение 1/III—38 г., 10 л. (п/п 5 лет).

В 1947 г. был в больнице на двадцать третьем километре. Арестован с предъявлением обвинения в писании и распространении контрреволюционной литературы, стихов, компрометирующих «вождя» партии, ст. 58 ч. I и 58 от 17/VI—19/VI—47. Срок— 10 лет п/п 5 лет.

Освободился по зачетам 6/VIII—54 со ссылкой и отметкой у коменданта ежемесячной.

Первая реабилитация 24/1—1955 и вторая последняя 27 сентября 1956 г.

После, когда приехал с фронта Гражданской, партийными делами и членом партии не был, выбыл механически. На следствии меня нигде не били.

Прибыл на Колыму с караваном судов на корабле («Днепрострой» или «Дальстрой»?) в 1937 году, апреле месяце. Работал на «Партизане» в Атуровке около 1-го года.

1938 г. Лето в Магадане на 10-строительном Олпе, на прииске Нерега — осень. На Загадке зиму. В 1939 г. в медпункте, прииск Средний Артикан. В Центральной больнице на 23/6 км и Магадане с 40 г. по 1950 г.

1950 г. в больнице Левого берега по 1953 на Олпе Берлага 1 год 4 месяца в больнице на Нереге, Загадке Аттурях работал на общих работах. В больнице пос. Сусуман в 1947 г. — 4 месяца.

13) Симановского я встречал после освобождения десятки раз. Он передо мной лебезил и говорил: «Я, как комсомолец, верил, что все по тому времени я считал происходящее правильным, раз об этом пишут, говорит партия, «Святой вождь»… Но он очень боялся, у его дома было привязано 2–3 собаки. Приглашал меня в гости. С ранением очень тяжелым глаза лечился его сын.

16. Решающее влияние на мой психосклад оказала деревня, с ее натуральной помощью ближнему, например: идет женщина-вдова за лошадью, пасущейся на лугу, а мы ребятишки купаемся в реке Десне. Спрашиваем: «За лошадью, тетя?» — «Да, ребята». — «Давайте я сбегаю». Выскочим из реки, километр махнем бегом, а оттуда галопом прискочим к дому просительницы. Пасем в очередь овец, а тетке нужно теленка приучать к стаду пастись, а дома работа, ребятишки говорят: «Иди, тетя, домой, посмотрим». А когда подрастают, то дровишек поможешь напилить, то на часок или два покосить, а если кто умрет, псалтырь ребята почитают. Была ли помощь религиозно-обусловленным явлением, старые или родовые традиции не выветрились? Будучи студентом, я приезжал в деревню, косил, молотил и пахал в течение 5 лет. Я читаю Библию, Евангелие, Коран, но впечатления от прочитанного не религиозные, а исторические.

2) В лагере были все несчастные, но среди несчастных были более человечные, более гуманные, родственные по духу, независимо от их склада ума и образования, за них иногда шел на «плаху».

3) Разочарования от хороших поступков были, когда они не удавались, были разочарования и неудачным исходом лечения.

Был случай и такой: сделал слепому больному операцию экстракцию катаракты, операция была удачной, зрение с очками + 11,OD = 90 %. Больному изменили категорию и на материк не вывезли. Он на меня обижался, что я своей операцией не дал возможности уехать на материк. Я посчитал себя в данном случае виновным… Были и другие подобные явления.

4) Лоскутов и блатные.

В лагере было не много людей, которые вкладывались бы в нормальные тесты. Благодаря действию почти непрерывному отрицательных эмоций, люди делались, а некоторые и до лагеря были больны разными неврозами, психозами и психостениями, шизофреники, блатные большинство таковыми были. В условиях воли они почти все не квалифицированные рабочие, социальные условия общие, среда, семьи. Многие из них пришли в социальный мир тринадцатым поросенком, а сосок только 12. В связи с этим я и не разнил больных на блатных, бытовиков и политических, которых в сущности и не было, кроме ярлыка, приклеенного МВД, и которые считали себя ошибочно посаженными.

«Навару», как Вы знаете, я от них не имел. Но убийство среди них приходилось иногда прекращать. Все же эти, в большинстве неграмотные люди, бунтовали против лагсистемы, оказывали какую-то помощь, если кто из них попадал в беду, а ведь у нашего брата этого не было?..

5) Между больными заключенными и вольнонаемными у лечащего врача не должно быть разницы. Желания больных: 1) выздороветь, 2) заключенных в большинстве получить удлиненное освобождение, отдохнуть, выспаться, а может, получить пайку продуктов, что одновременно по запискам врача из ларька отпускали за наличный расчет, 3) больные в/н тоже в большинстве желали получать больничный лист, отдохнуть, сделать какие-либо свои дела.

Продление освобождения от работы субъективно решается врачом. Для вольнонаемных, если принимает врач заключенный, за продление (отпуска) освобождения он не отвечал, фактически и юридически он не должен их «обслуживать», но моральную ответственность врачебную и человеческий долг должен был нести за заключенных. Лечащий врач з/к отвечал: карцером, отправкой на лесозаготовку, в забой, лишением быть использованным на работе по специальности. Если лечащий врач заключенный будет думать усердно о своих наказаниях, и он будет придерживать от офиц. освобождений, он для больных становится вредным, страх — страшная, вредная сила. Появятся много случайных смертей в забое и его также снимут, только после гибели 5—10 человек или более людей. Тот, у кого больше освобождений в процентах на случаи поверки медицинской комиссией, должен доказать, что освобождены были правильно те, которые вчера остро нуждались в освобождении…

6) Лагерники на севере и на юге. Заключение — это иной мир, мир ожидающий: смерть каждую зиму, не огражденные «законами» от произвола, насилий, неожиданностей (собирайся с вещами), лишены условного права, они познали, как Адам с Евой, добро и зло. Я лично себя считал таким же, как и все заключенные. Вольнонаемные — это люди, познавшие пока только «добро»…

7) Лоскутов и женщины. Большой святости не было. Женат я был 28 лет на 4 курсе института в 1934 г. Когда меня взяли в армию, жена осталась на старом месте в гор. Ярцеве. У меня была большая семья, моя дочь, отец жены и сестра, двое сирот-племянников, иногда находилась и моя мать. В 1936 г. меня посадили. Колымские ухаживания Вам известны.

8) Я не могу ответить, что воспитывало меня в жизни. Больше село и наблюдение за поведением других людей из разных социальных слоев.

9 и 5 — отвечено в 5-м вопросе.

10) Подарков и благодарностей, их было не так много, как казалось со стороны, и большинство это были продукты: сахар, чай, конфеты, масло, но это все поступало на «общий круг». Привычки Кроля у меня не было — копить.

11) О карьере, как личной — лагерной так и врачебной, — я, по-моему, и не думал в то время (специфика условий).

12) К начальству я по личным вопросам и вообще почти не обращался. «Доктор» был лучше других, умней, и в то время другой бы на его месте был бы хуже, все шло по закону инерции, это инерция действовала на нас заключенных и начальство.

14) Лоскутов и долг. Долг, как врача, так и человека: помочь нуждающемуся по возможности. У меня, может, это бывает чаще, а у других реже. Благодаря, вероятно, некоторым особенностям. Глазные больные, это более обездоленная частица населения, и это чувство помощи — углубляется у окулистов. (Вам не приходилось встречать трахоматозные семьи?)

15) За других мне думать особенно не нужно было, нужно думать лишь о том, что человек желает в настоящее время и какие могут возникнуть из этого следствия. Пример: 1) Вы просите справку о работе на прииске «Партизан», я знаю, моей справки мало для подтверждения, и я рекомендую А. Верного. 2) Из тайги: Сусуман, Ягодное и т. д. приезжает человек показаться врачам областным, записался на мой прием. Я нашел конъюнктивит, хроническую ангину, посоветовал ему удалить миндалины, но нужна консультация терапевта. Написать в карточку, и мое дело сделано. За это время я узнаю весь его быт до прабабушки. Если он пойдет с карточкой в регистратуру, там ему и медсестре скажут, что у терапевта уже пять «лишних» больных, пусть придет завтра, а завтра начинай сначала. А он остановился у знакомых, а те едва сами ютятся, в гостинице мест нет…

Я беру его карточку и с больным иду к терапевту, тот поморщится, но при мне посмотрит больного, запишет и скажет, что там полагается, но если у больного в связи с хронической ангиной появилась какая-либо сердечная порочность, он ему не скажет прямо, остерегаясь бегства больного в болезнь… Ко мне приходили на прием папаши и мамаши с жалобами, что дети плохо учатся, мочатся в кровати, мальчики курят, а инвалиды, что первую категорию заменили на

II-ю, вторую на III-ю.

И я, где прямым своим вмешательством, помогал, а где просил оказать помощь других, иногда и удачно.

16) Не отрешаясь от земных благ и не делая почти никаких усилий для своего скромного бытия, я, когда стал работать у Ивана Коновалова, с того времени, за исключением одного года — Археологический институт, я не нуждался. Студентом-медиком был стекольщиком и печником. После института работали с женой по специальности врачами. Как Вы знаете, в лагере, я также не нуждался. (На участке работая, имел корову, кур, поросят.)

17) Мои переходы из одного места работы на другое почти всегда сопровождались трудностями. Мне хозяев положения приходилось уговаривать, что я им буду самым подходящим и полезным. Но для жизненной удачи я ходил по субботам в церковь и просил Всевышнего послать мне удачи и счастья. В 1916 году на санпоезде, я у поездного священника прочитал Библию, Откровения, Псалтырь и пришел к выводу, что это не толкование о божестве, а нравственный кодекс, и вера в Единого, как-то отодвинулась от моего бытия. Сохранил уважение к нравственным кодексам любых направлений.

18) О самоубийстве я не думал, считал жизнь высшим даром природы, и она, как пришла к нам независимо от нашей воли и такой же независимой должна уйти.

19) У меня со всеми врачами отношения были хорошие, но дружбу я водил только с профессором Аксянцевым на с. Артукане.

Я был, как считали власти, опасным, под большим наблюдением соответственных органов, и боялся врачей подвергнуть опасности «создания группы».

20) В продолжении 18 лет образование, какое там можно получить, литературой нас не баловали.

Я весной 1939 г. написал работу в медицинский журнал: «Благоприятное действие закапывания крови при солнечных ожогах глаз». Журнал этот выходил на Колыме (в Магадане) под редакцией, кажется, Хорошева. Но тогда посчитали, что тема эта не актуальна и не гуманна. Но кровь при болезни глаз стали применять с 1941 года. Повторил в 1944 году эту же тему, так она и затерялась. По возможности, журналы медицинские читал разные, что попадалось.

21) Я больше практический человек, а поэтому старых авторов я прочел до лагеря, а новых кое-что в лагере и в настоящее время. Литература новая пишется не для человека, а человек для литературы, литературы монополизированной. Она поучает, а не заставляет думать. Сказки я пишу, знаю, что без хорошего редактирования от них толку не будет. Рассказ не оконченный Ефим мне прислал, кем-то переписанный от руки. Просматривая Ефима, я для самозащиты в одном месте похвалил «Мудрого».

22) Музыке меня обучали весной соловьи да лягушки в болоте и петух Еремей. После контузии в 1920 году я утратил слух на звуки некоторой длины волн, а поэтому многие произведения музыки я не понимаю. Но что мне удается понять, мне все же, кроме развлекательной, нравится та, которая выражает борьбу за свободу человека, так мне кажется.

23—24) Газеты я стал читать с 1910 г. Сперва газету «Копейку», потом московский листок «Раннее утро», «Русское слово». Разбирался я плохо в газетах. То время и в газетах первых дней (годов) революции тоже плохо выбирал. Немного газет и журналов («Новое время», «За рубежом») почитать находил в условиях лагеря.

В 1927 в кавалерийском полку, где коммунистов было 6 или 7 человек, я считался лучше других разбирающимся в политике. Я уже знал, что между большевиками и коммунистами разницы нет. События намечаю по тону печати, выступлений, отчетов, докладов, речей на приеме…

25) Переписку я поддерживаю в порядке 150 человек. Кто они: 1) родственники, 2) колымчане — врачи и не врачи, 3) переписку и обмен новогодними телеграммами, письмами с товарищами-однокурсниками, окончившими мединститут— 160 человек — в 1927 г., и осталось в порядке 62 человека. Собираемся через каждые 5 лет на слет, и я был в 1957 г. В 1962,