вырастает из нас самих. Мы тянемся вниз, в прекрасный, удивительный мир материи, и в то же время вверх, к чему-то… – Он остановился, недовольный образом, возникшим в его воображении, и, не найдя ничего более подходящего, закончил:

– В общем, в другом направлении. – Тут ему неожиданно пришла в голову новая мысль, которой сначала он вовсе не имел в виду:

– Человек – это что-то вроде приюта на полпути, он должен искать компромисс.

– Как вы?

– Ну… Да. Я пытаюсь найти равновесие.

– Несколько старинных гравюр – насколько я понимаю, неплохих, – немного роскоши в мебели и цветах, насколько позволяют ваши средства, Искусство – в умеренном количестве, несколько добродетельных поступков из тех, совершать которые приятно, известное уважение к Истине, Долг – тоже в умеренных дозах… Так? Но это как раз такое равновесие, какое для меня невозможно. Я не могу ежедневно поглощать жизненную овсянку и запивать ее умеренно разведенной порцией Прекрасного. Искусство! Наверное, я просто чересчур жаден, я из тех, кто не приспособлен к жизни – к цивилизованной жизни. Снова и снова я пытался ограничиться лишь разумным, логичным и полезным… Но это не для меня. Это не для меня, – повторил он.

Я полагаю, что Мелвил ничего не ответил. Обсуждение его образа жизни отвлекло его от главной темы разговора. Он погрузился в самолюбивые сравнения. Нет сомнения, что еще немного и он сказал бы, как и большинство из нас в такой же ситуации: «Мне кажется, вы не вполне понимаете мою точку зрения».

– Но в конце концов какой смысл об этом говорить?! – воскликнул вдруг Чаттерис. – Я просто пытаюсь придать всей этой истории более возвышенный вид, притягивая за уши общие рассуждения. Это оправдания, а я оправдываться не собирался. Мне нужно сделать выбор между жизнью с Эделин и этой Женщиной из Моря.

– Которая есть смерть.

– Откуда мне это знать?

– Но вы сказали, что сделали свой выбор!

– Сделал.

Он как будто спохватился.

– Да, сделал, – подтвердил он. – Я уже вам сказал. Завтра я снова пойду туда, чтобы поговорить с мисс Глендауэр. Да – Тут он вспомнил еще несколько пунктов своего, как я полагаю, заранее принятого и сформулированного решения – решения, от которого так далеко отклонился их разговор. – Все очень просто: главное в жизни для меня – дисциплина и целеустремленность. Нельзя разбрасываться и отвлекаться на посторонние дела и шальные мысли. Дисциплина!

– И работа.

– Да, работа, если вам угодно, – это все одно и то же. До сих пор моя ошибка состояла в том, что я слишком мало работал. Я остановился, чтобы поболтать с женщиной на обочине дороги. Я попытался схитрить, пойти на компромисс, и то, другое, взяло надо мной верх… Я должен от него отречься, вот и все.

– Притом ваша работа вовсе не заслуживает презрения.

– Клянусь Богом, ни в коем случае! Она… трудна. Временами она просто неинтересна. Иногда приходится не только преодолевать подъемы, но и лезть в болото…

– Мир нуждается в вождях. Он много чего предлагает за это людям вашего класса. Досуг. Почести. Должную подготовку и высокие традиции…

– И он ожидает получить что-то взамен. Я знаю. Я не прав – был не прав, во всяком случае. Этот сон каким-то удивительным образом овладел мной. И я должен от него отречься. В конце концов это не так уж много – отречься от сна. Это значит – всего-навсего принять решение жить. В этом мире нас ждут великие дела.

Мелвил глубокомысленно изрек:

– Пусть не существует Венеры Анадиомены*, но есть Михаил с его мечом. («Появившаяся на поверхности моря» (греч.). Одно из прозвищ Афродиты, почитавшейся в Древнем Риме под именем Венеры).

– Да, суровый архангел в доспехах! Правда, он ведь разил настоящего, ощутимого дракона, а не собственные желания. А в наше время с драконами принято так или иначе договариваться – поднимать Минимальную Заработную плату, правдами и не правдами обеспечивать Трудящиеся Классы лучшим Жильем, – отдавать столько же, сколько получаешь.

Мелвил полагает, что тут он несколько исказил его мысль.

– Нет, – продолжал Паттерне. – У меня нет сомнений насчет моего выбора. Я пойду в ногу… с себе подобными; я займу свое место в шеренге, ведущей великую битву за будущее, которая и есть смысл жизни. От такого морального состояния прекрасно помогает холодный душ, и я его приму. Нужно положить конец этому безнравственному заигрыванию со всякими снами и желаниями. Я распишу все свое время по часам и установлю твердые жизненные правила, я поставлю на карту свою честь, я посвящу себя Служению, как подобает мужчине. Труд с чистыми руками, борьба и подвиг.

– А кроме того, есть ведь еще, знаете ли, мисс Глендауэр.

– Ну, конечно! – сказал Чаттерис с легким оттенком неискренности в голосе. – Возвышенная, с открытой душой и огромными способностями. Клянусь богами! Пусть не будет Венеры Анадиомены, но должна быть хотя бы Афина Паллада. Это она всегда выступает как примирительница.

И тут, к крайнему удивлению Мелвила, он сказал следующее:

– Это будет, знаете ли, не так уж и плохо.

Мелвил говорил мне, что при этих словах с трудом сдержал досаду.